«На завтрак каша и чай, а за хлеб уже были войны». Бросить биатлон и стать фермером

Москвичка Анна Погорелова пришла в биатлон в 11, в 19 стала чемпионкой мира среди юниоров в эстафете (к слову, команда итальянки Доротеи Вирер заняла тогда третье место), попала в экспериментальную команду «Сочи-2014» к супертренеру Николаю Лопухову, а в 20 бросила спорт – посчитала невозможным совмещать карьеру биатлонистки и семью. Сейчас Анне 26. У нее двое детей, резюме ценного пиарщика и бизнес-проект по разведению кроликов. В интервью «Матч ТВ» Анна рассказала все подробности превращения биатлонистки в фермера.

– Биатлон для московской девочки – неочевидный выбор. Как так вышло?

– Вообще я с детства обожала лыжи, мне нравилась эстетика классического лыжного хода. На какой-то Олимпиаде увидела по телеку и влюбилась. Но сначала меня отдали в теннис, потому что «лыжи – лошадиный вид спорта», «сама пожалеешь» и т.д. В итоге я 6 лет промаялась с ракеткой. И у меня даже были какие-то успехи, но через некоторое время мне стало неинтересно. Для рейтинга нужно постоянно играть в турнирах, а это деньги – каждый старт, каждая заявка. Родители не могли себе этого позволить. Мы очень бедно жили. Квартира – 11 кв. метров. Да, есть такие, где кухня 2,30 и ванная 1,90. Я вечно в каких-то обносках ходила, первую хорошую вещь купила себе сама, лет в 14.

Когда стало понятно, что с теннисом все кончено, папа – он тренер по горным лыжам – решил отправить меня в легкую атлетику, куда я совершенно не хотела. Но дал мне полгода передохнуть. И эти шесть месяцев пришлось ходить в школу каждый день. Думала, что сойду с ума. Сколько можно одно и то же?! Начинаем проходить тему, продолжаем начинать и т.д. А у меня со второго класса был оформлен полуэкстернат – в школе появлялась два раза в неделю, мой мозг привык работать гораздо быстрее. Зато как раз тогда к нам в класс пришла тренер по биатлону набирать детей. Меня как теннисистку ей даже показывать не стали, а одна девочка пошла заниматься. Я ее потом отловила и узнала, куда нужно идти. Так в 11 лет я попала в секцию к тренеру Юрию Лелину.

– В тот же подвал, куда спустя 8 лет пришла Ольга Подчуфарова. Условия для занятий, а точнее – их отсутствие, вас не напугали?

– Да сейчас там хоромы, даже кулер есть. В начале нулевых все было гораздо скромнее. Места мало, какие-то склады по соседству. Полное безденежье. От того, как мы выступали, зависело, дадут ли нам хоть что-то на следующий год. Патронов мало, ствол один на четверых, коврики типа паласа – мы их прямо на песок клали. Зато эти условия здорово дисциплинировали, закаляли. Мне и в голову не приходило жаловаться на патроны или на неудобный коврик, если что-то не получалось. Есть патроны, есть коврик – уже хорошо!

Или, к примеру, мы часто ездили на сборы в Тверскую область. Недавно читала «Обитель» Захара Прилепина (роман о лагерной жизни на Соловках – «Матч ТВ») и думала, сколько трагизма в условиях жизни заключенных, а для нас похожие обстоятельства были приключением. Еды не было, жили в бараках – в маленькой комнатке стояли нары для детей. Натурально сколоченные деревянные кровати, плотность катастрофическая – по 5 человек в комнате-каморке. Один душ с водонагревателем на 50 человек. Представьте, с какой скоростью мы бежали туда после тренировки наперегонки – жара же, с лица реально соль сыпется.  Помыться под горячей водой раз в неделю – это был класс!

На сбор мы приезжали с двумя сумками: одна – с одеждой, другая – с едой. Поначалу, неопытные, брали всякие печеньки, а потом уже консервы, бичпаки и прочее. Я когда первый раз приехала, очень быстро все свои запасы раздала – не знала, что через неделю начнется голодовка. А это реально голодовка. На завтрак каша и чай, а за хлеб уже были войны. Но вот мысли не возникало отнестись к этому как-то плохо.

Я только в 2008-м впервые попала в команду, где были хорошие условия. Была еда, заграница. И мне настолько хотелось везде выиграть, что я перетренировалась. Перестала спать, есть, у меня сердце билось в кончиках пальцев с силой колокола Храма Христа Спасителя. Осенью у меня мама умерла, и я от всех этих переживаний оказалась в больнице.

– Но зимой вы поехали на юниорский чемпионат мира и выиграли золото в эстафете.

– Да, хотя пропустила вкатку и встала на лыжи только на официальной тренировке перед первой отборочной гонкой. Была 68-й. Но следующие три пробежала лучше, а один спринт выиграла – и попала на чемпионат мира. В Кэнмор я приехала в хорошей форме, но врачи провели какое-то исследование и выяснили, что у меня нервное сверхнапряжение. Сердце бьет ровно в одну точку. И после специальной техники расслабления – что-то вроде «собачьего дыхания» – я вообще не могла двигаться. 13-е место в спринте для меня катастрофа. Но эстафету мы уверенно выиграли. И эта приписка «в эстафете» к званию «чемпионка мира среди юниоров» сейчас выравнивает с остальными, помогает не гордиться.

Лето 2010-го. Экспериментальная команда «Сочи-2014». В верхнем ряду по центру – тренер Николай Лопухов. Третья слева в среднем ряду – Ольга Абрамова, которая теперь выступает за Украину и ждет разрешения вернуться к соревнованиям после положительной допинг-пробы на мельдоний; крайний справа – Максим Цветков, одержавший в сезоне-2015/16 первую личную победу в Кубке мира. Анна Погорелова – в нижнем ряду.

– В следующем сезоне вы тренировались в экспериментальной команде «Сочи-2014» у известного тренера Николая Лопухова – он вас позвал?

– Все получилось случайно. К нему очень хотел мой тогдашний молодой человек, тоже биатлонист. Я поехала на отбор за компанию, хотя у меня была крайне неприятная ассоциация с Лопуховым. У него же репутация деспота, железная дисциплина, ни шага влево-вправо.

– А еще прозвище «Шприц», которое Александр Тихонов озвучил в одном из своих жгучих интервью.

– Вот по поводу допинга я вообще не волновалась, знала, что со мной такие фокусы не пройдут. Понимала, что все нагрузки, которыми славился Лопухов, придется тянуть самой. Но по факту в нашей команде допинга не было. Медикаментозное сопровождение – милдронат (тогда еще не запрещенный ВАДА – «Матч ТВ») и рибоксин (еще один сердечный препарат, из числа разрешенных – «Матч ТВ»). Да и те – не системно, а только по показаниям врачей. После каждого сбора углубленное медобследование.

Еще была такая процедура – отщип жира. Девочки воспринимали ее как сумасшествие Николая Петровича по поводу нашего веса и переставали за три дня до этого есть, пить, спать. А это делалось, чтобы понимать, насколько качественно выполнена тренировочная работа. Оказывается, перенапряженная мышца атрофируется и в этом месте увеличивается количество жира. Если, например, на руках к концу сбора жира стало больше – значит, на следующем можно снизить нагрузку на плечевой пояс.

Вообще меня поразила разница между тем, что Николай Петрович говорил, и тем, как его понимали. У нас в команде был драматичный эпизод, когда у одной девочки случилась почечная кома. Обвинили Лопухова, но я год жила с ней в одной комнате и знаю, как так вышло. Она вставала с утра, наливала стакан воды, клала дольку лимона – и это было ее питье на весь день. Так она «сушилась». Хотя Лопухов ни разу ни на одном собрании не переходил на личности, никому пофамильно не указывал – «тебе нужно худеть» или «ты сегодня слабо пробежала». Он говорил обо всех – что-нибудь типа «в подъем едем, свое тесто тащим», а каждая воспринимала на свой счет. И уже не помнила ни его слов про обязательное углеводное питье на каждую тренировку, ни разрешения на шоколадку два раза в цикл, а только – тесто, тесто, тесто…

– В мужской сборной России, которую Лопухов готовил к Играм в Сочи, у него не сложились отношения со спортсменами, а как у вас получилось наладить с ним контакт?

– Я тоже поначалу поставила условие, чтобы между мной и Лопуховым был еще один тренер, но потом присмотрелась и поняла, что Николай Петрович – чудо-человек, мои самые теплые воспоминания о спорте. За все время работы с ним не было ни одной тренировки, которую я бы не поняла или посчитала лишней. У него все по плану. Он гиперответственный. Всегда в поиске. Просто его главный подход – это работать. Сборники этого не любят. Мы в то лето готовились параллельно с национальной командой (тогда мужскую сборную тренировал Михаил Ткаченко, а женскую – Анатолий Хованцев – «Матч ТВ»), так я делала больше в полтора-два раза, чем мальчики из главной команды. Вот, например, наша зарядка: километр бега, 45-50 минут роллеров, гимнастика и офп. А через час уже первая тренировка – на 36 км.

– Биатлонисты сборной жаловались на сверхнагрузки, хотя Лопухов говорил, что дает им рядовую работу детской спортшколы.

– Да у нас система так устроена, что спортсмены с детства под жестким кнутом, работают на результат, и попадание в сборную – это значит «уф, получилось, можно выдохнуть».  

– И вы, похоже, тоже были близки к этой цели. Юниорские успехи, классный тренер, а вы в 20 лет бросаете биатлон – почему?

– Я очень, очень, очень сильно хотела детей – вот прям физически, как голодный человек хочет есть. Но я понимала, что спорт мне это не даст. Нужно было сделать выбор. Или спорт – и тогда биться за каждый старт. Или семья, которая занимает все время. Вариант родить и не воспитывать – не для меня. Я хотела быть мамой, хотела настоящую семью.

***

– Лопухов не отговаривал перспективную спортсменку подождать с детьми несколько лет?

– Нет. Он видел во мне характер для спорта, но в то же время понимал, что я хочу от жизни больше, чем спорт может дать. И при этом видел миллион спортсменок, у которых личная жизнь не сложилась. Но расстаться со спортом было сложно. Он настолько встраивается в обмен веществ, что ты жить, дышать без него не можешь. У меня поначалу были страшные ломки, рыдала в подушку. И еще думала, что вот у меня все хорошо складывается: Москва, квартира, семья, какие-то новые интересы – английский, гитара, вокал и прочее; но мне все равно тяжело. А как девчонки из глубокой провинции заканчивают, вообще не представляю. В прошлом году начала бегать, так мне сны стали сниться, что я снова тренируюсь, что поехала на вкатку и прям во сне переживаю, с кем же мои дети. 

– Не думали вернуться после рождения детей?

– У меня была мечта: взять тренером Николая Петровича и доказать всем, какой он великий тренер. Я убеждена, что даже после семилетнего перерыва он смог бы вернуть меня в форму. Но бог поправил мои планы. Осенью прошлого года я попала в аварию. На ходу отвалилось колесо, машина вдребезги, а у меня сломаны два позвонка и повреждена селезенка, ее пришлось удалить. Теперь я точно не боец.

– Биатлонистки редко выходят из декрета не на лыжню, а на новую и далекую от спорта работу – как вы ее нашли?

– Скорее она меня нашла. Знакомая по роддому как-то позвонила и позвала в «РИА-Новости». У них там горел проект по организации аудиовизуальных мероприятий к саммиту G-20. Это 2013 год. Мне 23, у меня двое детей с разницей в год и четыре месяца, младшей полгодика, старший до 6 месяцев кричал почти круглосуточно и спал только под звук включенного фена. В общем, мне тяжело и я готова выйти куда угодно.

– А с кем же дети?

– Удивительным образом в нужный момент нашлась няня, которая в итоге стала очень близким мне человеком и крестной моих детей.

– Но у вас не было никакого опыта и образования.

– Да, у меня в резюме годы спорта, два в декрете и очень слабый английский, зато много идей и желание работать. Но к тому моменту, когда меня позвали, проект уже безнадежно завален. Идея была классная: 20 фотографов из стран G-20 приезжают в Россию, чтобы собрать материал для выставки. Мне сказали – делай, что хочешь, но запусти хоть как-то. В итоге получилась фотогалерея The Russian Moment.

С одной стороны, в РИА меня выжали, как лимон. С другой, за три месяца я получила огромный опыт, свободный английский и оценила себя. И поняла, что мне это неинтересно. Госкомпания, все очень неповоротливо. Пошла в бизнес. В маркетинговый отдел компании Japonica, торгующей японской косметикой. Плюс меня еще позвали в рекламе сниматься. Для ролика моющего средства по сюжету нужна была симпатичная биатлонистка. Меня нашли через соцсети. Платили прилично – 50 тысяч за смену. Потом еще в промо танкового биатлона снималась.

В Japonica я проработала всего месяц и решила уйти. Хотя во всем разобралась, стратегию развития составила. Меня уговорили остаться, пообещали приличные деньги. 100 и договоренность на 240 через год, с полной свободой действий. Но я еще неделю поработала и ушла. Мне казалось неправильным объяснять что-то людям про японскую косметику, если я сама пользуюсь «Чистой линией».

Апрель 2016-го. На ферме Анны Погореловой все готово к заезду кроликов.

***

– Как появилась идея фермерского хозяйства?

– После РИА и маркетинга я поняла, что не хочу тратить жизнь на то, чем не буду гордиться. Надо дело делать. Решила искать что-то новое.

– Но почему кролики, а не условный ресторан или салон красоты?

– К 24 годам я точно поняла, что хочу перебраться за город. Хочу еще детей и хочу работать там, где дом. Значит сельское хозяйство. Стала думать. Растения? Нет. Животные? Да. Коровы, овечки? Нет. А вот кролики – это интересно. Посмотрела статистику. В Италии съедают в среднем 4,7 кг крольчатины в год на человека, а в России – 17 грамм. Рынка нет. Хотя это диетическое мясо, с лучшей усваиваемостью, экологически чистое. Не продать кролика? Да это просто бред, подумала я.

– Но чтобы продать кролика, его нужно сначала вырастить. Это не кажется самой простой задачей, особенно для человека без тематического опыта и образования.

– За два года я все про это узнала. От вентиляции на ферме до фертильности разных пород кроликов. Это же небыстрый процесс. Сначала долго искала землю. В итоге купила 11 гектар неподалеку от Коломны. Потом выбирала здание. У меня было пять вариантов, и в каждом я мысленно расставляла оборудование, расселяла кроликов. Сейчас у меня проект на 600 кроликоматок, это примерно 55 тонн мяса в год, ожидаемый доход – около миллиона в месяц.

– А откуда стартовый капитал?

– Я решила обойтись без кредитов. В России очень часто бизнес строится из расчета на авось. Никто не хочет ждать и расти постепенно, все хотят быстро. Наберут кредитов, а потом оказывается, что они неподъемны в обслуживании и не дают развиваться бизнесу. У меня нет задачи сверхмаржинальности. Я делаю ставку на компактную отлаженную систему, которая позволит снизить себестоимость мяса – по цене это будет не курятина, конечно, но и не баранина.

В общем, мой первоначальный план был уложиться в 6 миллионов рублей. У меня была квартира, которая сдавалась, и я ее продала. Родные тогда меня не поняли. Отказаться от недвижимости в Москве ради фермерского проекта – что за ерунда?! Пришлось убеждать. А потом случился обвал евро, кризис. Я успела купить землю, взяла в аренду помещение, но на оборудование денег не хватило. Это был сложный момент сомнений: правильно ли я поступаю, нужна ли моя затея – мне, моим близким, моим детям. Решила, что нужна. Продала еще одну квартиру, которая досталась мне от двоюродного дяди, и купила оборудование. Но, кстати, почти 60 процентов затрат государство компенсировало.

– Каким образом?

– Я подала документы на субсидию. Сначала в минсельхоз – там не смогли помочь, но отправили в министерство инвестиций и инноваций. В итоге половину расходов на оборудование, а это 2,5 миллиона, возместили, а в этом году еще и налоговый возврат пришел – миллион.

– В какой стадии сейчас находится проект?

– Все готово и ждет кроликов. Планируем в июне их закупить – скорее всего за рубежом.

– Почему не в России?

– У нас генетики нет, никто этим не занимался. В России сейчас всего 5 ферм, подобных той, что я хочу сделать. И одна, кстати, по соседству – «Лелечи» в Егорьевском районе. Мы с ее хозяином Александром Кирилловым много общаемся.

Вообще люди, с которыми меня познакомил этот проект, – отдельная тема. На каждом этапе встречаются те, кто тебя ненавидит за твое знание и желание что-то делать, но гораздо больше тех, кому это нужно, кто благодарен и готов соучаствовать. Вот пришла с проверкой от министерства девочка и так прониклась, что в итоге стала моей помощницей.

И постепенно проект небольшой фермы, которая приносит достойный доход, трансформировался в идею целого агрогородка, где люди будут и жить, и работать. А это уже не только кролики, но и овощи, и удобрения, и мясопереработка. Мне хочется создать на своей земле пространство, которое люди будут воспринимать как родное. Такое место, где можно спокойно посадить ребенка на школьный автобус и отправиться на работу, которая тебе нравится. 

– Какой срок реализации этого проекта?

– Горизонт отстройки первых жилых помещений – 5 лет. Чтобы развиваться, нужны деньги, а для этого нужно сначала запустить ферму.  

Текст: Наталия Калинина

Матч-ТВ