Резцовы

Опубликовано: Журнал №57

Предлагаем вам рассказ о спортивной жизни легендарной Анфисы Резцовой — единственной в мире олимпийской чемпионки сразу в двух зимних видах спорта: лыжных гонках и биатлоне.

НАЧАЛО ПУТИ

Я родилась во Владимирской области, в Гусь-Хрустальном, но буквально перед тем, как мне идти в школу, родители переехали во Владимир. Там я закончила среднюю школу, но, честно скажу, закончила с трудом, потому что в 9 классе я попала в юниорскую сборную страны по лыжам и весь 10 класс не училась. В конце года я попросила разрешить мне сдавать экзамены экстерном, но мне не разрешили, и я сдавала их вместе со всеми. Естественно, больше тройки мне не ставили.

Лыжами я начала заниматься с шестого класса. Молодой педагог Игорь Михайлович Прокофьев набирал в секцию всех желающих, в том числе и я пришла. Нас было человек 25. Начинали с катания с горок, спортивных игр. Спустя три-четыре месяца началась техническая подготовка, монотонная работа на кругах, и много народу отсеялось. Но мне нравилось заниматься. Я ведь из рабочей семьи: мама — почтальон, папа — строитель, лишних денег, чтобы купить мне те же лыжи, в семье не было, а тут мне сразу выдали какой-никакой инвентарь — заинтересовали. Родители с детства приучали нас к работе — всё лето у нас были грибы, ягоды, лес, огород: копали грядки, пололи. Также мама устраивала нас работать на почту — разносить газеты, и за летние каникулы после первого класса я заработала 110 рублей. Мама была бригадиром, и когда у её основных сотрудников были отпуска, работали мы с братьями. В жизни мне это помогло и, придя в большой спорт, я не боялась никакого труда.

Через год занятий мы пошли на диспансеризацию, и у меня нашли шумы в сердце и категорически запретили заниматься. Для меня это была трагедия, потому что я уже втянулась, был хороший настрой на тренировки, и я не знала, что делать. Повезло, что моя учительница физкультуры посоветовала пойти в диспансер ещё раз самой, без команды, и пройти диспансеризацию ещё раз с новой карточкой. Она знала, что в переходном возрасте такое бывает, особенно у девчонок. И действительно, во второй раз у меня ничего не нашли и разрешили тренироваться.

Спустя год нас осталось человек 7-8. Первые успехи пришли ко мне в восьмом классе, когда я выиграла первенство области у сильной девочки из Мурома Лены Кнутовой. Причем она уже бежала на пластиковых лыжах Fischer, а у меня были «деревяшки». После этого меня стали планировать на первенство России, на приз «Пионерской правды» — на тот момент очень представительные соревнования среди школьников всего Союза. И на «Пионерскую правду» у нас в городе был отбор, с которого на финальные соревнования брали по одному человеку, и я проиграла первой девочке всего 2 секунды. Это меня ещё больше подхлестнуло к упорным тренировкам.

В тот момент я перешла к другому тренеру, Юрию Ивановичу Сорокину, который вывозил своих девчонок на соревнования по линии «Динамо». С ним я поехала на первенство центрального совета этого общества в Пушкинские горы. Там я заняла четвертое место и заработала право выступать на первенстве СССР среди девушек. На тех соревнованиях, которые проводились в Мончегорске, на дистанции 5 км я поделила первое место с девушкой из Свердловска, но так как медаль была приготовлена одна, судьям пришлось выбирать, кому её вручить. И выбрали не меня, а её, потому что я, вроде как, недалеко от Москвы жила, и мне легче было бы потом медаль передать. Было обидно, но, тем не менее, нас обеих пригласили в юниорскую сборную команду, которую в то время возглавлял Геннадий Павлович Каширин. Однако ни на медобследование, ни на первый сбор в эстонский Отепя та девушка не приехала. Как выяснилось, она была гермафродитом, и потом даже стала мужчиной!

ЛЫЖНАЯ СБОРНАЯ

Когда я пришла в сборную команду, я была не то что полная, но крепко сбитая, рост небольшой. И Виктор Александрович Иванов, старший тренер сборной СССР, сказал тогда Каширину: «Ну, куда ты её такую берёшь? Колобок, кровь с молоком!» Но когда я отпахала год, подсушилась, Иванов загляделся на меня. Я не боялась никакой работы, и ему это нравилось. Нагрузки в сборной команде тогда были очень серьёзные, и многих тогда загубили, но мне от родителей здоровье досталось крепкое, и я выдержала. Зато я смогла посмотреть, как тренируются Сметанина, Кулакова, Зимятов. В первый же год (1982) я попала на первенство мира среди юниоров. На отборе моя основная конкурентка Ольга Артемьева сломала палку, но мой тренер Сорокин тут же дал ей новую. Выиграла я чудом — секунду или две, и когда он мне всё это рассказал, я была раздосадована (смеётся). У него день рождения в тот день был, и он попросил сделать ему подарок, а сам основной конкурентке помог! Потом во время подготовки к чемпионату я во время игры в баскетбол нечаянно наступила ей на ногу, и она травмировала голеностоп. Геннадий Павлович тогда очень рассердился на меня и сказал, что несмотря на травму Ольги, всё равно возьмёт на чемпионат её, а не меня. Но Оля сама потом подошла к нему и призналась, что голеностоп — её больное место, что она его постоянно подворачивает и Романова здесь ни при чём.

На юниорском чемпионате мира 1982 года в австрийском Мурау я заняла третье место, став лучшей из наших, и это был для меня огромный успех (в те годы на юниорских чемпионатах мира проводились только одна индивидуальная гонка на 5 км и эстафета 3х5 км — прим. ред.). На следующий год я снова выступала на чемпионате мира среди юниоров в финском Куопио и снова была третьей. В тот год я была сильнейшей, но на отборах проиграла Свете Сахаровой, и ей отдали предназначенные для меня лыжи. В итоге она выиграла, а я проиграла секунду норвежке — подвели лыжи. В эстафету меня решили ставить на первый этап, но я стала отказываться. Тогда Геннадий Павлович стал меня уговаривать, и я согласилась с тем условием, что мне дадут сахаровские лыжи. Так и решили: сначала я на этих лыжах бежала первый этап, а потом она — третий. Чувствовала себя я очень хорошо и прибежала первой, а вот Сахарова свой третий этап провалила. Я видела, что лыжи у неё работают хорошо, а вот сама она не справилась. Норвежка у неё на подъёме попросила лыжню, она уступила и совсем «поплыла», придя к финишу только третьей.

В 1984 году я участвовала в отборах на Олимпийские игры в Сараево. Кстати, когда я только пришла в юниорскую команду, я сразу сказала тренеру, что моя цель — выступать на Олимпиаде. Он объявил об этом на собрании, и на меня так все посмотрели — мол, ничего себе звезда пришла! И вот пришла пора, но я заигралась в основном составе лишь шестой-седьмой, и старший тренер Виктор Александрович Иванов сказал, что может взять меня на Игры, но тогда я просижу «на скамейке». А в качестве альтернативного варианта он предложил мне ехать на юниорский чемпионат мира, где у меня были реальные шансы на победу. Так и получилось — на чемпионате мира в Тронхейме (Норвегия) я выиграла золотую медаль в личной гонке и серебро в эстафете и достойно завершила свои выступления на юниорском уровне. К тому же по результатам меня взяли теперь уже во взрослую команду. Иванов в меня верил, и меня сразу, как и всех сильнейших в то время, поставили на Fischer.

В1985 году я выступила на своём первом взрослом чемпионате мира в Зеефельде. По результатам в эстафетную команду должна была попадать Антонина Ордина, выигравшая у меня последний этап отборов в Красногорске, но так как до этого я её всё время обыгрывала, Иванов всё-таки решил поставить меня. Тогда как раз появился коньковый ход, и большинство гонщиц не было к нему готово. Я в этой ситуации выглядела получше остальных, потому что в конце предыдущего сезона выступала на Полярном Кубке, где можно было бежать как угодно, и я пробовала. Та же Марья Лииса Хямяляйнен боялась, мазала половину лыжи, чтобы где-то можно было перейти на классику, Сметанина вообще коньком не решалась бежать. Плюс у меня был сильный плечевой пояс, и в подъём я могла себя протолкнуть. На собрании перед эстафетой Люба Зимятова предложила поставить меня на последний этап. Раиса Сметанина, которая обычно была нашим финишером, тоже согласилась и уступила своё место мне, потому что терять нам было нечего — мы не завоевали на тот момент ни одной медали. На четвёртый этап я ушла первой-второй вместе с титулованной норвежкой Берит Аунли. Причем передававшая ей эстафету Анне Яарен сломала на финише палку, и мне пришлось подождать соперницу, потому что Иванов строго-настрого наказал мне не идти первой. Первую половину дистанции я прошла за ней, но так как Аунли была ещё из той плеяды, ей было трудно бежать коньком, на второй половине я её обошла и убежала секунд на 20. Всё ещё удивлялись, думали, что Аунли упала, а, на самом деле, упала я — за несколько сот метров до финиша улетела в ёлки. Но всё равно выиграли, и та победа стала для меня знаковой. Во-первых, первая медаль среди взрослых, причем сразу золотая, во-вторых, мне доверили, и я не подвела — это было для меня очень важно!

ОЛИМПИЙСКИЕ СТРАСТИ

На чемпионате мира в Оберстдорфе в 1987 году я была второй на пятёрке за Марьо Матикайнен, второй на двадцатке за Хелен Вестин, четвертой на десятке классикой за Анне Яарен (она выиграла). Плюс мы взяли золотые медали в эстафете. К тому времени уже вошло в традицию, что я бегу последний этап. В общем зачёте Кубка мира я заняла второе место.

Тут ещё надо немного вернуться назад — в 1985 год, когда я вышла замуж за Леонида Резцова. Он был в сборной СССР по биатлону — молодой, активный, и мы с ним сразу друг друга заметили. Поженившись, я хотела сразу родить, потому что 86-й год был свободный, без титульных стартов, и тренерский штаб меня с лёгкостью отпустил. Однако забеременеть у меня не получалось, и я вернулась к тренировкам. И вот наступил олимпийский 88-й год, а я во время летней подготовки забеременела. Все переполошились, меня вызвали на ковер в Олимпийский комитет, сказали, что я не имею права, что я государственный человек, и дали три дня на раздумье. Меня тогда озадачила позиция Резцова, который сказал: «Как решишь, так и будет». Но почему я должна была одна решать? Это ведь наше общее дело, мы одна семья. Вот так через все слёзы, через все мысли я согласилась, и мне сделали аборт.

В том же 87-м году мы с мужем получили квартиру. Я как хозяйка сразу начала наводить порядок, и во время мытья окон очень сильно простудилась и заболела ангиной. Это было в октябре, прямо перед вкаткой. Пролежала тогда две недели в диспансере, а потом под расписку отправилась на сбор в Якутию. Конечно, начала форсировать, нагонять упущенное. Все одну тренировку делают, я — две. И организм не выдержал — на пятке появилась шпора. Боль была — адская, классикой кататься я не могла вообще. Что только доктора ни делали: и компрессы, и уколы — ничего не помогало. Тогда мне нашли большой ботинок, проложили поролоном, и хоть как-то удавалось кататься. К счастью, мне удалось убедить тренеров не брать меня на этап Кубка мира в Кавголово, а сразу отправить на сбор в Бакуриани — целенаправленно готовиться к Играм. Это принесло свои плоды, и в Калгари я выглядела уверенно. Плюс я очень хорошо себя чувствовала на высоте — пахала, как на равнине, поэтому выиграла двадцатку на отборах. Все-то начинали, вроде бы, хорошо, но потом высота давала о себе знать, и скорости падали, а я сохраняла работоспособность до финиша. В классике я выступала чуть хуже, но в шестерку всё равно попадала.

На Олимпийских играх сказывалась нехватка стартов. Надо было пробежать какую-то гонку просто ради старта, чтобы почувствовать скорость, но на Олимпиаде такой возможности не было. Тем более что первую гонку наши девушки пробежали отлично: Вида Венцене выиграла, Раиса Сметанина была второй, Светлана Нагейкина — четвёртой, Тамара Тихонова — пятой. Кого заменять? Вот я и стала в своей первой гонке — на двадцатке — второй, проиграла 20 секунд Тамаре Тихоновой — скорости не хватило, хотя и до этого, в Бакуриани, выиграла у всех минуту, и после этого, на чемпионате страны — минуту. В эстафете меня решили опять поставить на последний этап, и так как команда была очень хорошо готова, мы уверенно выиграли. Это было моё первое и единственное олимпийское золото в лыжных гонках, золото эстафетное, а вот до личной золотой медали в лыжах я, к сожалению, не дотянулась.

ЛИШЬ МГНОВЕНИЕ ТЫ НАВЕРХУ...

Сезон в целом сложился удачно, и по окончании все мои мысли были направлены на то, чтобы родить ребенка. Я очень часто обращалась к Богу, и он меня услышал. В 1989 году я родила дочку Дарью. Я кормила её восемь месяцев, но уже с лета ко мне постоянно приезжал Александр Алексеевич Грушин, старший тренер женской сборной, и говорил, что надо возвращаться в команду. Четыре месяца он меня уговаривал и, наконец, уговорил. Я оставила ребенка маме и поехала со сборной на вкатку в Магадан. Вес я особо не набрала, потому что намеренно себя не раскармливала. Молока не хватало, но кое-как до восьми месяцев я дочь докормила. Таким образом, я вернулась в команду на своё место, но тут начались проблемы. Все уже разобрались, кто с кем живет, и меня поселили одну. Но к Лене Каширской приехал муж, и Любу Егорову надо было куда-то отселить. А у меня с Егоровой никогда никаких отношений не было — мы вообще не общались! Девчонки тогда и говорят: «Резцова, мол, одна живёт, неплохо устроилась». Вот и пришел ко мне Грушин на разговор. Я ему говорю: «Кого угодно, только не Егорову. Я с ней не смогу жить, мы два разных человека. Она после обеда сразу спит, а я не могу: я могла почитать или магнитофон послушать и т.д.». Вроде бы, Грушин согласился, но потом собрал собрание, и на нём все высказались, что надо селить ко мне. Мол, кто ты такая? Ты тут на птичьих правах, сначала заслужи, а потом будешь одна жить. И мне стало так обидно, потому что из команды я ушла в декрет на хорошей ноте, вернулась на своё место, чужого не занимала. Потом, Грушин меня полгода уговаривал. Но тут он пошел на поводу у девчонок, и мне было так больно и обидно, что я решила уехать со сбора домой. Мы пробежали контрольную, я была третьей, но всё равно с ними не осталась. На этапы Кубка мира меня не брали, я стала ездить с ЦСом, так и закончила сезон.

БИАТЛОН. НАЧАЛО

Вот тогда мне мой муж Леонид, который сам как раз закончил бегать и перешел на тренерскую работу, и предложил перейти в биатлон. Тем более, что Геннадий Раменский, который тогда тренировал мужчин, давно подсмеивался и в шутку звал меня в биатлон. Я тогда отвечала, что надо сначала чего-то добиться в лыжах, а там видно будет. И хотя стрелять мне всегда нравилось, серьёзно о переходе в биатлон я не задумывалась. Женщина с винтовкой, зачем это надо? А тут решила попробовать — терять-то нечего было. Леонид тренировал мужскую команду Профсоюзов, и я начала готовиться с ними. На всех отборочных стартах я выделялась ходом, но стрельба не шла. Конечно, какие-то азы я усвоила. Огромное спасибо Леониду за терпение, потому что характер у меня резкий, если что, могу и фыркнуть, особенно на мужа. У меня все локти были в кровь разбиты от тренажа, но он всё равно заставлял меня работать, тренироваться. Но вот своей скорости стрельбы, подхода к стрельбищу, ухода с него — я не нашла, просто не было времени. Для меня всё это было ново.

До Олимпиады оставалось полтора года, и меня взяли в «молодежку», но там я немного затормозилась, потому что внимания мне уделяли гораздо меньше, чем когда я готовилась с мужем. На чемпионат мира 1991 года в Лахти (Финляндия) я не попала, но в основной состав женской сборной меня взяли. Команду возглавлял Александр Андреевич Голев, и уже с первого сбора я начала возмущаться, потому что нагрузки нам давали просто смешные. Мы ходили, как туристки, и как с такой подготовкой побеждать, я просто не понимала. Да, наши стреляли стабильно, но ходом они были очень слабы. Например, приезжаем в Австрию, в Рамзау, на сбор, я говорю: «Давайте, я покажу наш лыжный круг для имитации?» «Нет, нам не надо», — отвечают. И вот мы на одном подъёме туда-сюда имитируем. Одна только Лена Головина меня поддерживала, но против тренеров кто пойдет? Тогда я обратилась к Раменскому и попросилась тренироваться с мужчинами. Так и сказала: «Геннадий Михайлович, раз вы меня привели в биатлон — помогайте!» (улыбается) Прошел тренерский совет, и мне разрешили готовиться с мужчинами — тогда я начала мучить мужиков (смеется). Помню, ставят меня вместе с Сашей Поповым пробежать, чтобы стрелять одновременно, а он: «Можно я с Резцовой не буду? Загоняла она меня».

Мужские нагрузки мне были в самый раз, да и по стрелковой части наметился прогресс. Дело в том, что в женской команде за стрелковую подготовку отвечал Александр Васильевич Привалов, и когда он видел ошибку, он долго-долго объяснял так, что я уже забывала, о чём идёт речь. С мужчинами работал Владимир Михайлович Барнашов, и когда он видел ошибку, он просто показывал — «делай так», без всяких объяснений, для чего это нужно. То есть сразу предлагал конкретные действия, и если не получалось, то мы сразу же вносили коррективы.

АЛЬБЕРВИЛЛЬ

92-й год. Отборочные соревнования «Ижевская винтовка». Мне надо было железно выигрывать спринт — свою коронную дистанцию, потому что Голев стал сопротивляться тому, чтобы взять меня в команду. Я ведь не готовилась с ним, зачем была нужна какая-то Резцова, если у него свои были? К счастью, «Ижевскую винтовку» у меня получилось выиграть, и я поехала на Олимпиаду. В Альбервилле первой гонкой тоже был спринт, и когда опять пошли разговоры, ставить меня или нет, Раменский настоял, чтобы я участвовала как победительница отборов в Ижевске. Тем более, что когда я была там на предолимпийской неделе, я очень хорошо себя чувствовала, и трасса там для меня была самая что ни есть подходящая — жёсткая. Только виражи на спусках там очень опасные, а я ведь, как все девчонки, королева плуга. Но для меня это не было большой проблемой, потому что в подъём я могла отыграть сколько угодно.

Во время гонки шел сильнейший снегопад, но лёжку я отстреляла на ноль. На стойке очень хотела попасть и выцеливала мишень долго-долго. В итоге ни туда, ни сюда: и время потратила, и три промаха сделала. Уходила на последний круг, проигрывая 40 секунд. Там перед выходом на стадион перекидной мостик, где стоят тренеры. Помню, забегаю на него, а мне Барнашов кричит: «Молодец! 10 секунд выигрываешь!» А я уже на автопилоте иду, только снег перед глазами, и всё расплывается. На финише стою, все подходят, что-то говорят, спрашивают, а я только через несколько минут начала понимать, что происходит вокруг. Выиграла!

На индивидуальной гонке я была за двадцаткой, а на эстафете, я считаю, нас неправильно расставили по этапам. Голев настоял, чтобы на первый этап поставили Лену Белову, на второй — меня, а на третий — Лену Мельникову. Мы с Беловой были спринтеры: могли в стрельбе намазать, но зато отыграть ногами. А вот Мельникова была чистым стрелком. Поэтому в любом случае надо было ставить её на второй этап, а меня на третий. Дистанция короткая, есть дополнительные патроны, и как бы я ни настреляла, как бы она пять из пяти ни стреляла — ход имел существенное значение. В результате Белова пришла первой, но немножко заблудилась на передаче. Я тоже пришла первая и даже привезла Ленке небольшой запас — секунд 10. А вот Мельникова завязалась, потому что трасса была очень тяжелая, и мы пришли третьими.

ЛИЛЛЕХАММЕР

В 1993 году я с трудом попала на чемпионат мира, который проходил в Боровце (Болгария), и ужасно там выступила. В эстафету меня не поставили, потому что я готовилась в альтернативной команде, собранной из лыжниц, которую возглавил Раменский. Когда его вывели из тренерского состава, он предложил мне перейти в свою команду, и я согласилась. Набрали шесть человек, нашли хорошего спонсора, и мы достойно готовились. Но, естественно, нас «душили»: не брали на этапы Кубка мира, строили искусственные преграды.

В олимпийский сезон у меня и желания-то особого не было, и результаты упали, но меня отстоял Раменский, и мне дали возможность выступить в Лиллехаммере. И тут мы опять допустили серьезную ошибку с первым стартом, только теперь, в отличие от Олимпиады, в Калгари первый старт мне был не нужен. Но Раменский опять настоял, и я побежала пятнашку. Моя стрельба погубила всё, всё пошло кувырком, и без того плохое мнение обо мне ещё больше ухудшилось. А мне-то теперь надо доказать, что я могу! А как доказывать, если я стреляю сквозь слёзы и вообще никак? Ну, сама виновата, чисто психологически меня надломили. Кого ставить в эстафету? Меня на собрание не позвали, но так случилось, что Луиза Носкова отказалась бежать последний этап. Конечно, она ведь никогда его не бегала! Вот и решили поставить меня. Тренерский расчет был прост: если выиграем — хорошо, а если завалим эстафету — значит, Резцова виновата.

К счастью, который раз Господь был со мной рядом, и помог мне воплотить в жизнь моё огромное желание. На самом деле, все девчонки хорошо в тот день бежали. Надя Таланова задала темп на первом этапе, второй этап бежала Наташа Снытина, третий — Луиза Носкова. Помогло нам и то, что у немок бежала тоже бывшая лыжница Грайнер. Стреляла она из рук вон плохо. Со слезами на глазах со стрельбища уходила. Даже бежать не хотела дальше, но эстафета есть эстафета — команду подвести нельзя. Я же со своим этапом справилась, и не просто справилась: мне же надо было доказать, что я сильнейшая! Луиза передала мне эстафету с преимуществом около минуты, лежку я отстреляла из пяти, стойку из семи, и на последнем круге Виктор Федорович Маматов мне кричит: «Резцова, только не упади!» В итоге мы выиграли 3 минуты 57 секунд, и для меня это была победа в первую очередь над самой собой.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

В 1995 году на чемпионате мира в Антхольце Голев меня вообще никуда не ставил, и я решила, что надо заканчивать бегать. В 1996 году я родила дочку Кристину и почти полтора года сидела с ней дома. Но всё-таки что-то мне не давало покоя. Не набегалась я, какая-то незаконченность была, и я решила вернуться в биатлон. В команду меня, естественно, не взяли, и я начала готовиться с мужем. С Леонидом мы пришли в областной спорткомитет «Динамо», и они выделили нам средства на подготовку. Мы хорошо провели лето, и на первенстве России в Свердловске я была четвертой, но в команду меня опять не взяли. Потом мы переехали в Белоруссию, где проводились открытые соревнования с участием сборной, которые я уже выиграла. Но меня всё равно не взяли. Тогда я пошла к Александру Ивановичу Тихонову, и он обещал помочь. Сказал, что и экипировку дадут полностью, и на этапы меня возьмут, но то ли не он решал, то ли подсказал ему кто-то, но из экипировки мне дали только комбинезон и одну пару лыж. На этапы меня тоже не планировали, с большим трудом подключили на вкатку в финский Муонио. Но там Фатьянов с Гурьевым стали меня потихоньку задвигать. Конечно, у Гурьева тогда было полкоманды тюменских, у Фатьянова — Ишмуратова, а я никому не была интересна. На все тренировки и пристрелки я получала патроны из разных комплектов, набранных из того, что оставалось не расстрелянным у девчонок. Я и так плохо стреляла, а теперь и патроны такие, и заниматься со мной никто не хотел. Контрольную мы пробежали, и на первый этап Кубка мира меня было решено не брать. Я позвонила Раменскому, и он обещал помочь, но через некоторое время позвонил и сказал, что ничего не получается. Не получается сейчас, а что же будет дальше?

У меня началась депрессия. Мы столько времени потеряли, я Лёню сорвала с работы, потому что на тот момент он уже начинал заниматься каким-то бизнесом. Но муж мне сказал: «Не паникуй! Давай этот сезон закончим, а потом посмотрим». И я стала выступать в лыжных гонках. В Красногорске в 1998 году выиграла область, попала на зональные соревнования в Раменское, где сборники бежали последнюю прикидку перед Олимпиадой в Нагано. Они бежали 30 км, мы после них 15. Я пятнашку выиграла, а по их результатам на первой половине дистанции попала в «шестерку». Мне тогда Акентьев прямо сказал: «Что ты думаешь, ты тут бегаешь, и я тебя сразу возьму?»

Выиграв зону, я поехала на чемпионат России в Сыктывкар, где была третьей в классике. В классике! Я 7 лет классикой до этого не бегала! Но и тогда он меня не взял. Пока следующей осенью я в Острове на летнем первенстве не победила на роллерах и не была вторая в кроссе, меня в команду не подключали, а тут уж и деваться было некуда. На отборочных стартах к чемпионату мира-99 в Рамзау, которые проходили в подмосковной Яхроме, я нормально заигралась, а потом хорошо выступала на этапах Кубка мира и в команде была железно.

Первую гонку на чемпионате мира в Рамзау — коньковую пятнашку — я пробегаю пятой и лучшей из наших. Погода ещё была ужасная — залипуха, метель. Второй была гонка Гундерсена, и перед ней Акентьев послал Воронина уговаривать меня отдохнуть и не бежать. Правда, Воронин ко мне так и не пришел, пришел Раменский. Я с Наташей Барановой жила в одной комнате, и он нам обрисовал ситуацию: мол, придут, будут уговаривать отдохнуть... Я ему говорю: «Михалыч, от чего мне отдыхать? Одна гонка только прошла!» А перед пятнашкой Воронин также пытался Данилову уговорить — что вроде как Чепалова лучше пробежит. Ольга тогда ему сказала: «Ничего себе! Я теперь принципиально не откажусь! Побегу, раз в команду попадаю!» Да и кто в такой ситуации откажется? Вот Воронин и не пришёл.*

В Гундерсене (гонка преследования: 5 км классическим стилем, затем 10 км свободным стилем. Старт во второй гонке дается с учетом проигрыша в первой гонке — прим. ред.) я в классике была 11-й, а в коньке всех обгоняла стороной, обгоняла, да так мне чуть-чуть и не хватило — финишировала четвертой, не догнав на финише украинку Ирину Тараненко. Но в эстафету я попала железно, и там мы никому не оставили шансов. Данилова с Лазутиной создали задел в классике, а мы с Ниной Гаврылюк не подвели в коньке.

В НАШИ ДНИ

Естественно, мы не могли не расспросить Анфису Анатольевну о её нынешней деятельности во главе Федерации биатлона Московской области, тем более что и планов и, что скрывать, сложностей у трехкратной олимпийской чемпионки на этом поприще хватает.

— Мне предложили возглавить Федерацию биатлона Московской области Геннадий Раменский и Александр Елизаров, то есть те люди, которые её возглавляли до меня. Я, конечно, не отказалась, но, видимо, погорячилась (смеется), потому что это оказалось очень сложно.

— Когда соглашались, как видели свою деятельность, и как это соотносится с тем, что есть сейчас в реальности?

— У нас была отчетно-перевыборная конференция, где моя кандидатура была выдвинута, и люди за меня проголосовали. Я не сразу согласилась ещё и потому, что задачи передо мной стояли непростые. Что греха таить, биатлон в Московской области очень беден, федерация совсем безденежная, поэтому основной целью в данный момент является поиск финансирования. Также большой проблемой является отсутствие в Московской области своего биатлонного центра, а также нехватка кадров: естественно, что спортсмены идут в те регионы, где лучше платят.

Сейчас в Правительстве Московской области новый министр спорта, и в ближайшее время я планирую попасть к нему на прием и обсудить перспективы развития биатлона в нашем регионе.

— Какие конкретно шаги вы считаете наиболее важными для развития биатлона?

— Прежде всего, в Московской области необходимо построить стрельбище, потому что в центральной части России центра для подготовки биатлонистов в данный момент попросту нет. Для строительства такого центра нам очень важно заручиться поддержкой правительства области, хотя и свой инвестор, готовый вложить средства в строительство, у нас есть.

— Вы уже решили, в каком именно месте хотите построить биатлонный центр?

— Самое идеально место — это олимпийский учебно-спортивный центр «Планерная». Сейчас там есть практически всё, кроме стрельбища, однако там не решен земельный вопрос: хозяев у «Планерной» много, а вот вложиться в строительство стрельбища пока никто не готов. Повторю, мы даже нашли инвестора, но на какой основе это будет, пока неясно. Разговоров на тему постройки биатлонного центра сейчас очень много, все понимают его необходимость, но вопрос всё ещё открытый. А пока у нас не будет своего центра, я у биатлона в Московской области не вижу вообще никакой перспективы. Ведь средства на подготовку сборной команды сейчас выделяются минимальные, а спортшколы тоже очень и очень бедные.

— Слышал, что вы собираетесь открыть в Химках детскую спортивную школу?

— Да, это действительно так. Мы собираемся открыть ДЮСШОР имени трехкратной олимпийской чемпионки Анфисы Резцовой. Глава Химкинского округа уже одобрил данную инициативу, и сейчас мы собираем необходимую документацию. Это непросто, потому что мы занимаемся этим впервые, и никто нам особо не помогает, но к сентябрю, к началу учебного года, планируем открыться.

— А спортивная школа будет по какому виду спорта? По одному виду или по нескольким?

— Естественно, школа будет по биатлону. Сейчас у нас в области есть всего три ДЮСШ по биатлону: в Пушкино, Протвино и Павловском посаде.

— Где будет базироваться школа?

— У нас в Химках есть лыжный стадион «Снежинка», и напротив него нам выделили подвальное помещение. Отмечу, что школа будет не моя частная, а муниципальная, но интереса, кроме нас, особо ни у кого пока к этому делу нет: директора стадиона больше волнует фигурное катание, бассейн сейчас хотят открыть — естественно, им не до биатлона.

— Кто будет работать в школе?

— У нас есть люди, которые хотят тренировать, работать, подтягивают своих спортсменов. Здесь, в Химках, у нас уже свои спортсмены набираются. Директором, наверное, буду я, мой муж Леонид — замом. Наши друзья тоже откликнулись — хотят работать.

— Как будете решать вопрос со стрелковой подготовкой?

— Для начала у нас на «Снежинке» есть тир, который, правда, надо немножко реанимировать. А в перспективе мы возвращаемся к необходимости постройки в области биатлонного центра, и если он будет построен, то будем ездить тренироваться туда. Но самое главное — открыть школу, а там посмотрим. В Пушкино будем ездить, в конце концов, а что делать — будем работать!

В заключение хочу сказать, что мне в жизни, в спортивной карьере, попадалось много хороших людей. Да, были трудности, но побед, когда всё гладко и беспрепятственно, не бывает! Надо уметь преодолевать любые невзгоды. Сегодня у нашей сборной нет никаких препятствий: и сборы, и условия, и инвентарь, а вот результата нет. А мне в тот период было сложно доказать свою состоятельность, когда за мной стояло всего несколько человек, но я доказывала, и жизнь поворачивалась ко мне лицом. Сейчас, по прошествии лет, могу сказать, что я самый счастливый человек и самая счастливая женщина на свете.

Химки — Москва, ноябрь 2011 — июнь 2012