Елена Хрусталёва: На единственный старт, который являлся официальным отбором на Олимпиаду в Турине — «Ижевскую винтовку» — спортсмены сборной даже не приехали. Вся команда была уже утверждена. Для других спортсменов это означало — все пути закрыты

Опубликовано: Журнал №50

Третья гонка в олимпийской программе у женщин преподнесла российским болельщикам очередной сюрприз: на пьедестале почёта вновь оказались две воспитанницы российской школы биатлона, по разным причинам представляющие другие страны, и вновь — ни одной россиянки. Как же получается, что, уезжая из нашей страны с её выдающимися биатлонными традициями и возможностями, тренируясь индивидуально, эти девушки, никогда не занимавшие призовых мест в Кубке мира, вдруг выигрывают олимпийские медали? Из чего складывается их успех, и почему он так упорно ускользает от россиянок? Об этом и многом другом — в разговоре с серебряным призёром индивидуальной гонки на 15 км Еленой Хрусталёвой, красноярской биатлонисткой, выступающей за Казахстан.

— Лена, ваша спортивная биография — одна из самых запутанных, вы меняли спортивное гражданство трижды, если не ошибаюсь. А с чего начался ваш путь в биатлон?

— Как у всех — с лыжных гонок. Папа у нас бывший лыжник. Естественно, «спорт forever, все для спорта, и все — в спорт». Он нас всех (в семье Хрусталёвых было четверо детей) поставил на беговые лыжи примерно лет с трёх. Я, например, встала в три года. Остальные тоже приобщились к спорту очень рано.

Я не особо любила катание на лыжах. Всегда заставляли. Особенно, когда стала чуть постарше, лет с семи-восьми... Всегда не хотела. Но: «Вопрос не обсуждается. Идём кататься на лыжах, и все. Готовьтесь, в выходные». Хотя самое трудное было выйти, а потом появлялся интерес, с горок все же любят кататься.

А в шесть лет мы зашли к тренеру по горным лыжам. Увидели красивые ботинки, красивые лыжи. А у нас в беговых тогда была не экипировка, а вообще не понять что. Кирзаки. Что-то такое ужасное. А тут такие красивые, красненькие. «Папа, мы хотим!» Он взял нас всех четверых в охапку, и на следующий день мы приехали на тренировку на горные лыжи. Отходила пять лет на горнолыжные занятия, но при этом постоянно ходила и на беговые тоже, под папиным контролем.

Потом к горным лыжам интерес стал пропадать. Стала бояться спусков. Папа, как я понимаю, слегка обрадовался и отдал нас в биатлон. Потому что тренеры по лыжным гонкам, которые были в Красноярске, ему не понравились, а тренер по биатлону понравился. Вот так он отдал нас всех в этот вид спорта. Я не хотела. Но он сказал: «Попробуй». И где-то лет с четырнадцати я уже захотела тренироваться сама. А отдал в 11 лет.

— Да. Но только я осталась в спорте до взрослого возраста. Остальные занимались до 11-го класса — и бросили. Просто мне уже потом стали нравиться сами тренировки, сборы. И в 11-м классе у меня был первый выезд за границу — в 1997 году на Европейские зимние юношеские олимпийские дни в Швецию. Это стало переломным моментом. Я поняла, что благодаря спорту можно поездить, попутешествовать. Мне это понравилось. И решение остаться дальше в спорте было естественным.

В 2000 году были выезды на чемпионаты мира и Европы среди юниоров. Чемпионат Европы по биатлону в польском Закопане проходил. Индивидуальная гонка 12 км — «золото» и эстафетная гонка — «золото». Следом был юниорский чемпионат мира по биатлону в Хохфильцене. Пасьют, эстафета — два «серебра». Конечно, я на этом не хотела останавливаться, как всякая спортсменка, решила идти дальше.

Потом попадала в сборную России, лето готовилась со сборной командой. Помню, как тяжело давались тренировки. Результаты в том сезоне были не очень. В олимпийский сезон 2002 года меня пригласили выступать за Беларусь, и я согласилась, так как понимала, что в России попасть на Олимпийские игры не смогу. Год провела в Беларуси, но потом пришлось вернуться обратно. По возвращении успела выиграть три раза чемпионат Европы, побывала еще два раза в сборной, то есть на централизованной подготовке, летом. И поняла, что этапов Кубка мира мне в России не видать. Нужно было принять решение — или бросать спорт, или уходить опять в другую страну. Выбор остановила на Казахстане, и ни разу не пожалела о нём. Кроме выступлений на высшем уровне, я могу тренироваться индивидуально, что очень важно для меня.

Не знаю, как в других странах, а в России, в СНГ достаточно стандартная система, по которой тренируются все. Зарядка, первая тренировка, вторая, тренаж. Приехали на сборы, двадцать дней отбыли, уехали. Неделю дома, поехали на следующий.

— В казахской команде не так?

— В самой команде примерно так же. Но у меня не так. Я могу приехать на сборы на два месяца, задержаться в Алматы на два-три месяца. Могу тренироваться одна или с кем-то. Многие тренировки я провожу с нашей областной командой, какие-то — индивидуально. Мне нравится фитнес-формат, и я его включаю в тренировочный процесс. Раньше над фитнесом наш спорт смеялся, а сейчас даже специалистов приглашают на сборы. Каких-то тренировок у меня намного больше — например, походы в горы почти на весь день, а какие-то, на первый взгляд — смех, а не тренировка, например, занятия по хореографии, йога или бассейн. Конечно, для целой команды трудно создать такие условия, чтобы к каждому идеально подходили. Плюс на сборе всё привязывается к питанию — оно строго по расписанию. Мы на первую тренировку летом выезжаем в 7, какая столовая накормит нас в 6 утра? Или вторая тренировка может около 9 вечера закончиться, а как же ужин? Получается, тренировки под еду подгоняем, а не наоборот. Я же стараюсь делать наоборот. У меня есть личный тренер, который меня тренирует — Смирнов Виктор Борисович, и папа, Владимир Федорович Хрусталёв, который меня постоянно контролирует. С национальной сборной я встречаюсь только на этапах Кубка мира и на чемпионатах Казахстана.

— На сборы с ними вообще не ездите?

— В прошлом году мы встретились с командой на первом этапе Кубка мира в Швеции. Как я помню, 2 или 3 декабря я прилетела, 4-го мы бежали.

— Не было у вас такого чувства, что теряете возможность быть на высшем уровне, покидая российскую сборную? Все-таки у российской команды больше возможностей, или нет?

— Может быть, внешне — больше. У тех, кто в команде, конечно, больше возможностей. Но если ты не в команде, у тебя вообще никаких возможностей, кроме как пытаться отобраться. У «первых номеров», конечно, всё иначе, но я не входила в число лидеров российской команды. Мой рейтинг колебался от 9-го номера до 15-го, в первую «восьмерку» я почти не попадала. А если удавалось, это старались не замечать. В основном я была — член второго состава. А это значит, что всегда может получиться, что тебя возьмут в первый состав, но не дадут бежать. Так меня взяли на чемпионат мира в Ханты-Мансийск, но на индивидуальную гонку не поставили, хотя как чемпионка Европы я должна была там бежать. На сам чемпионат я поехала со скандалом: новосибирское руководство и тренеры возмутились, почему чемпионку Европы не берут, хотя было такое решение — чемпионку Европы заявить на выигранную ею дистанцию. И меня в экстренном порядке, со скандалом взяли. Мне даже места не нашлось в домике, где жила команда.

— Этот чемпионат и стал переломным?

— Нет. Это был первый год после моего возвращения из Беларуси. Следующий год я тренировалась с командой. И даже на чемпионат Европы не отобралась. Потом я разозлилась, и сказала: «Буду тренироваться сама». Опять отобралась на чемпионат Европы. И на этом чемпионате поняла, что надо что-то делать — или бросать, или куда-то идти. 2006 год, олимпийский. На Олимпиаду как такового отбора не было, и это выглядело совсем безнадёжно... Мне тогда в плане отбора ничего не светило, но для других — должна же быть возможность в команду попасть? Официально, конечно, были объявлены отборы — «Ижевская винтовка». Из сборной туда никто даже не приехал. Вся команда была уже утверждена.

Хотя россияне в Турине выступили хорошо, и я не берусь судить, правильно это было или неправильно с точки зрения медальных интересов страны и СБР. Но факт остается фактом: единственный старт, который является официальным отбором на Олимпиаду, ничего не решал. Для спортсменов это значит — все пути закрыты.

— Почему «вашей» дистанцией стала именно индивидуальная гонка?

— Я всегда отличалась скорострельностью и довольно хорошей стрельбой. Нулей в моей жизни, правда, было всё же мало, обычно — один штраф. Гонка — один или два. Для российского уровня этого хватало, чтобы быть лидером. На пасьютах я стреляла один штраф — этого тоже хватало. Когда надо на рубежах собираться, особенно какой-нибудь четвертый, решающий рубеж, я считалась надёжным и хорошим снайпером. Но чтобы четыре нуля — это я в своей жизни «рисовала» только дважды. В Корее и на Олимпиаде.

— Как это возможно — так собраться на решающий старт?

— Когда я тренируюсь, я настраиваюсь, что я тренируюсь весь год для одной гонки. Либо для какого-то короткого промежутка времени. И все предварительные старты прохожу так: пробежали, сделали выводы, анализ, работу над ошибками. Исправили и пошли на следующий старт. Что-то опять исправили, что-то — нет, и ладно, еще раз. И все эти неудачные стрельбы, ошибки на рубеже, они показывают, над чем надо работать. Мы с Натальей Левченковой задолго до Игр говорили, что для хорошего результата все звёзды должны сойтись. Что шанс есть. Если все будут в хорошей форме, а мы в отличной. Если мы стрельнём, а остальные намажут. Если лыжи у нас будут ехать хорошо, а у соперников средне или хотя бы на равных. Но чтобы эти звёзды сошлись, надо сначала работать и работать.

На предолимпийском сборе мы с тренером очень много стреляли. Примерно как летом. Мы выходили на полчаса раньше на тренировку, стреляли спокойно. Потом стреляли с ходу, комплексная тренировка. Потом еще после тренировки стреляли с маленького круга.

Тренировка длилась 2,5 часа. В это время я от двух с половиной до четырех пачек патронов выстреливала за тренировку. В общем, была большая работа. Потому что ход, как показали посленовогодние этапы Кубка мира, у меня был хороший, надо было работать над стрельбой.

— Да, психологический настрой здесь многое решает. Либо ты должен быть очень сильным, чтобы при любых обстоятельствах был в себе уверенным, или срабатывает механизм наоборот, когда никто от тебя не ждёт медали, не говорит «должен, обязан». Поэтому лидеры часто «сыпятся» на Играх — не выдерживают внешнего и внутреннего давления. Я думаю, в медали Жени Устюгова этот компонент тоже сыграл свою роль, ведь он начал одерживать победы на этапах Кубка мира незадолго перед Олимпиадой, и на него не оказывалось такого давления, как на бывалых спортсменов. Молодой, отобрался — отлично. Хотя это мнение со стороны. Мы, конечно, не знаем, что происходит в чужой душе или в чужой команде. Да и незачем, надо следить за собой.

— Запоминаются гонки? Например, в олимпийских гонках помните, как шли, как стреляли?

— Какие-то воспоминания, конечно, остаются. Например, в юниорском возрасте, когда я выиграла первую индивидуальную гонку на чемпионате Европы среди юниоров, помню один из моментов. Тренер мне говорит на трассе: «Вторая идешь, проигрываешь минуту с чем-то украинке, Яковлевой». Я прошла три рубежа, ни одного штрафа. Я всех, кто передо мной стартовал, догнала. Меня никто не обогнал. И по кругам я всех обгоняла, никому не проигрывала. Думаю: «Нормально! Это кто же там так бежит (мой первый выезд за границу в сознательном возрасте), что я никого не догнала?» То есть меня никто не обогнал, и я еще с нулём и минуту проигрываю! А он, оказывается, перепутал время.

Ещё помню гонку, где сделала один штраф, и то потому, что на лежке у меня четвертый выстрел имеет свойство уходить на 11 часов. И тогда мне тренер говорит: «Ты чуть-чуть щекой надави, чтобы придавить винтовку, потому что она у тебя с каждым выстрелом поднимается наверх». Это «чуть-чуть» я сделала так, что он со своего тренерского места увидел. И, конечно, промазала. Зато остальные выстрелы отстреляла как будто играючи, с таким чувством: «Как можно не попадать?». Они сами закрываются. Сама мушка стоит на мишени, и ничего делать не надо, просто нажимать.

Следующую гонку, спринт, я стрельнула, по-моему, шесть штрафов. Как это понять? Есть такие моменты... Стрельба — это вообще что-то за гранью разумного.

Гонки чемпионата России почти не запоминаются. Как в магазин ходишь каждый день. Уже просто выходишь и работаешь, исключение — отборы. На них настрой нужен, нервишки там дают о себе знать.

Помню, как бежала индивидуальную гонку на Европе, как было тяжело. Воды по колено, лыжи не едут, вверх бежишь, вниз бежишь... Вдруг слышу тренер украинок (сейчас она в Польше работает) Надежда Белова бежит и Петрову гонит, говорит: «Обходи её, она лидер, ты вторая идешь». Петрова меня обгоняет на подъеме, и я успеваю посчитать, что она на три номера стартовала позади меня, значит, полторы минуты у меня уже выиграла. Раз она позади, значит, стреляла больше и надо не больше 30 секунд проиграть от ее отставания. Остается два небольших финишных подъема. Я говорю себе: «Нет, я не за этим летом подъемы равняла, чтобы на последних трехстах метрах тебе проиграть». Получается, что не проиграла. Наверное, выиграла у нее 20 секунд. Эту гонку помню. И как меня там моя подруга Наталья Левченкова гнала и поила на дистанции.

Что еще помню? Олимпийскую гонку... Да не помню. (Смеётся)

— Интересно, почему?

— Помню, что выиграла медаль. Помню, как бежала все подъемы. Когда мы встречали Новый год, к нам приезжали друзья, и они сочинили кричалку: «Лена Хрусталева — чемпионка мира». Я говорю: «Нет-нет, кричите — «Олимпийских игр». И мы перефразировали: «Лена Хрусталева — чемпионка игр, игр олимпийских».

Я на все подъемы, где было тяжело, ехала и тупо эту речёвку кричала и добавила еще «...Олимпийских игр в индивидуальной гонке Ванкувера-2010». И все пять кругов я мысленно орала эту речёвку.

Когда стреляла лежа, еще было напряжение. А переломный момент произошёл на первой стойке. Я всё откладывала и откладывала выстрел, стреляла 44 или 42 секунды или даже 45, а обычно считается нормой 30 секунд. И когда я ее отстреляла чисто, почему-то дальше уже пошла с уверенностью, что остальные два рубежа я стрельну без проблем. Оно так и получилось. Это я помню.

— Были у вас какие-то ожидания, планы перед Играми, или, наоборот, «что будет, то и будет»?

— Таких ожиданий, что «нужна медаль», до начала Олимпиады не было. Было желание и понимание, что от меня зависит всё — на рубеже. Потому что функциональное состояние — что есть, то есть. Выше головы не прыгнешь.

Когда я стала пятой в спринте, в меня это вселило большую надежду, веру, уверенность в себе. А перед самой Олимпиадой, когда мы бежали первые этапы Кубка мира, я смотрела, как я хорошо готова ногами. Получается, я практически с лидерами сравнялась. Обычно я проигрываю минимум по две минуты, а тут буквально 15, 20, 30 секунд. Причем, на индивидуальной гонке, на длинной дистанции. Я думаю: «Если на спринте в два раза меньше проигрыш, значит, есть шанс. Это достаточно интересно. Дело за малым». Чтобы прямо медальные ожидания иметь — не было такого. Может быть, я эти мысли наоборот отгоняла.

— У вас был необычный эпизод с фотосессией перед самой Олимпиадой. Съёмки обнажённой, понятно, привлекли к вам всеобщее внимание и бурно обсуждались. Это как-то коснулось вас, повлияло на настроение, подготовку?

— Конечно, коснулось. Я слегка в шоке была. Представьте: человек, не спрашивая разрешения, опубликовал на сайте целую фотосессию, и хорошие снимки, и неудачные. Потом я поняла, что это вызов: либо плакать, либо смеяться. Плакать я не буду. Посмеюсь над этой ситуацией. Кому нравится, пусть смотрят, кому не нравится, пусть не смотрят. Правда, я заставила фотографа все эти фото убрать, потому что он их выложил без моего согласия. Но было поздно — они уже расползлись по Интернету. Наверное, жизнь меня очередной раз проверила. Если уж это выдержала, то Олимпиаду и подавно. Зато это стало хорошим пробным камнем в отношениях со многими людьми: сразу стало понятно, кто мои настоящие друзья.

— Нет. Мне некогда было лазить по Интернету, я проводила там минимум времени, и почти всё это было — общение по Скайпу. И просматривала текущие статьи об Олимпиаде. Форумы я никогда не читаю, у меня нет на это времени. Поэтому не читала, не смотрела.

— Успели в Ванкувере еще что-то посмотреть, куда-то сходить?

— Я, пока не отбежала гонки, ничего не успевала. Я ходила в свою комнату, в столовую, на тренировки и в Интернет. Мы жили в олимпийской деревне в Уистлере. Потом да, погуляли, пофотографировались.

— Я знаю, что вы используете в подготовке какие-то изобретения вашего отца. Можете рассказать о них немного?

— Основной ассортимент, который со мной, это электростимулятор или электромассажер. Папа изобрел его более 20 лет назад. Суть его — токи Бернара. Его основное преимущество в том, что он небольшого размера и мощный, а главное, переносной. Очень глубокая проработка мышц, до костей (даже массажист так промассировать не сможет). Конечно, ручной массаж — тоже отличная вещь, но я тренируюсь без команды, а личный массажист — это роскошь. Подобные аппараты с токами Бернара есть в больницах, в профилакториях, но они размером примерно как маленький холодильник. Такой не будешь с собой возить. А папа его усовершенствовал — сделал переносным. Он весит меньше двух килограммов. Также им можно накачивать силу. Когда нет сил идти на тренировку, а надо понапрягать мышцы, я приматываю его, и сижу, качаю силу рук и ног. Также он очень эффективен при лечении травм. Такие приборы есть и у Альбины Ахатовой, и у Анны Богалий-Титовец, и у Светланы Черноусовой, и у других спортсменов.

А иголки — это иглоукалывание. Таблеток мы с детства никогда не пили. Когда у меня болит горло, основное средство лечения — мумиё и иглоукалывание. Иголочки, которые вставляются в специальные точки.

И иппликатор Кузнецова. «Колючки» мы еще их называем. Только у папы они металлические, из разных сплавов. Ольга Зайцева даже как-то сказала в интервью — «хрусталёвские иголочки». Они в России у многих есть.

— Сколько человек у вас в команде? Спортсменов, тренеров? Сколько сервиса? Кто вам лыжи делает?

— Лыжи нам делают замечательные белорусские смазчики. Родом из Белоруссии. С этого года работают с нами. Они великолепные, очень грамотные. Их присутствие очень сильно сказалось на команде, потому что исчезло беспокойство о том, что лыжи не будут ехать, что будет какая-то суета, что надо откатывать, что они не успеют или не подберут. Эти моменты вообще отпали. Все было четко, спокойно.

На Олимпиаде у нас было три тренера: Голубев Александр Михайлович, Макаров Геннадий Петрович и мой личный тренер Смирнов Виктор Борисович.

— На трассе подсказывали?

— На трассе подсказывали. Голубев на трассе подсказывал. Макаров стоял на рубеже. Виктор Борисович стоял в начале гонки на рубеже, потом уходил на трассу и поил. Но, когда я уходила на финишный круг индивидуальной гонки, у меня проигрыш Туре Бергер был около 6 секунд. При этом она сделала один штраф, а я — нет. Я видела, как на каждом круге я проигрывала ей по 13 секунд. Тут, конечно, подсказывать бесполезно. Главной задачей было — не проиграть самой себе.

— Когда уже финишировали, видели, как остальные идут? Ведь и вы, и Тура стартовали в первой «десятке»?

— Я во время всей гонки невольно отслеживала на табло свой результат. Примерно предполагала, что с четырьмя нулями медаль у меня может быть. Но старалась поменьше об этом думать. После финиша пошла переодеваться.

— Я знаю, что вы йогой увлекаетесь. Зимой хватает на это времени? Насколько вообще это серьезное увлечение для вас?

— Не всегда хватает времени и сил. Но иногда я заменяю тренировки йогой. Не основную, естественно, а вторую, восстановительную тренировку. Это занятия для всего: и для души, и для тела, и для спорта. Это нельзя делить. Если чтение книги только для души и ума, то йога и для души, и для тела, и помогает в спорте. Насколько это серьёзно, трудно сказать. Вот биатлон — это серьезно. 

Беседовала Елена КОПЫЛОВА,
Петропавловск-Камчатский,
апрель 2010

ЭКВАТОР     ПОЗАДИ — ШЕСТЬ ДИСЦИПЛИН. РОССИЙСКАЯ ПРЕССА — О БИАТЛОНЕ НА ОЛИМПИЙСКИХ ИГРАХ В ВАНКУВЕРЕ