Олимпийский реверс Никиты Крюкова

Опубликовано: Журнал №62

Он жаждал повторения своего олимпийского триумфа. Он был готов к повторению своего золотого дубля прошлогоднего чемпионата мира. Он упорно шел к победе на домашней Олимпиаде.

Но обстоятельства оказались выше его жажды.  Именно они остановили его в шаге от высшей ступеньки олимпийского пьедестала. И вполне возможно, что именно эта его неутоленная жажда подарит нам возможность вновь и вновь наслаждаться неудержимым бегом по лыжне короля спринта Никиты Крюкова.

— Страничку с сочинской историей быстро удалось перевернуть, или вам ещё долго снилась ночами вся эта эпопея с командным спринтом, и мысли о нереализованной цели по-прежнему будоражат сознание?

— С одной стороны, вроде перевернул. Но бывает, что до сих пор задумываюсь о произошедшем и понимаю: а ведь мог выиграть! В итоге уехал из Сочи с «серебром»... Но эти мысли лишний раз подстегивают к тому, чтобы продолжать работать на тренировках, не опускать руки, не пытаться как-то перешагнуть через это, и в первую очередь себе попытаться доказать на ближайшем чемпионате мира или через четыре года на следующей Олимпиаде, что все-таки могу и должен бороться за золото.

— Но себя, надеюсь, не винили за произошедшее?

— Я считаю, что к Олимпиаде был готов хорошо, но в силу обстоятельств не получилось выиграть. Ну кто ж знал, что немец упадет мне в ноги?! Тот же Чарнке, я думаю, расстроился куда больше меня, потому что его команда вообще осталась без медалей, хотя имела все шансы их завоевать.

— Как вообще на ногах-то удалось устоять? Прямо чудо какое-то спасло вас от падения!

— И чудо, и серьезная подготовка, которую мы вели в спринтерской группе под руководством наших тренеров Юрия Михайловича Каминского и Михаила Талгатовича Девятьярова. Я в принципе считаю, что для победы в главном старте должно многое сложиться: и физическая подготовка, и морально-психо­ло­ги­ческое состояние, и Удача — одним словом, все должно быть на твоей стороне. А еще, чтобы, уже выходя на старт, ты по­ни­мал, что сегодня — твой день: сегодня ты выиграешь! Ничто сегодня не сможет тебе помешать, ничто не сломает и не сможет отодвинуть от тебя эту Победу. Вот тогда ты вышел и победил. Я очень хотел в тот день на командном спринте победить и, возможно, именно поэтому и устоял, смог воспользоваться этим шансом и продолжить борьбу до самого конца трассы.

— А ведь если оглянуться на прошедший сезон, можно заметить, что в нем было особенно много всевозможных ситуаций, которые как бы проверяли вас на прочность...

— Да уж — почти весь сезон! Меня то снимали с гонок, то я чуть ли не падал, когда Эмиль Йонссон в Нове Место в командной гонке выталкивал меня с трассы...

—  Мне кажется, все эти истории должны были вас серьезно разозлить...

— На самом деле в тех ситуациях я бежал и думал: «Да что ж такое происходит?! Почему ко мне все так липнут?!! Неужели я так провоцирую всех против себя?..» Вроде еду по трассе, не теряя головы, анализирую ситуацию в гонке, веду себя адекватно, никого не провоцирую...

— Да потому что победить чемпиона хотят все!

— Это понятно. Я ведь и сам еще не так давно хотел этого. Тем не менее печально, что я не смог на Играх реализовать себя в индивидуальном спринте свободным стилем, который серьезно подтянул за предыдущие годы. Да и в этом сезоне на этапах Кубка мира моим лучшим местом в этом стиле было 9, и то оно было с падением в полуфинале. Хотя по силам я был готов выйти в финал и биться там за призовое место. Очень обидно, что не удалось реализовать себя в коньке на 100 процентов, хотя я был к этому готов.

— Всегда считалось, что высокие и худощавые лыжники — «классисты». Своей прошлогодней победой в командном спринте свободным стилем на чемпионате мира в Италии вы доказали, что это не так. Как удалось столь серьезно подтянуть коньковый ход и опровергнуть устоявшееся мнение?

— На самом деле мы всегда тренируем оба хода. И каждый год работаем над тем, чтобы их улучшить, усовершенствовать свою технику. Я думаю, что спортс­мен на уровне подсознания верит в то, что он «классист» или «конькист». Но бывает, что кому-то и оба стиля нравятся одинаково, и лыжник считает себя универсалом. После 2013 года, когда я занял третье место в общем зачете спринтерского Кубка мира, понял, что это на­мно­го интереснее — соревноваться разными стилями, завоевывать призовые места или быть в финале. А потом и в генеральной классификации побороться за Малый Хрустальный Глобус. И я намерен развивать оба стиля, чтобы не чувствовать себя каким-то однобоким.

— Неудачное выступление на Играх в Сочи в спринте свободным стилем как-то повлияло на ваше настроение, ведь впереди у вас была еще командная гонка?

— Перед коньковым спринтом у меня было очень спокойное внутреннее состояние: я не паниковал, не нервничал. Я радовался тому, что нахожусь на Олимпиаде, ведь на самом деле было ощущение праздника... Посещали порой какие-то мысли: получится — не получится, — но тем не менее я понимал, что выйду на старт и буду работать, чтобы сделать все, что я могу. Опять же, в силу обстоятельств (я споткнулся, столкнулся с Антоном, потерял на этом время, позицию) за оставшиеся 120 мет­­­ров до финиша мне не удалось ликвидировать отставание, чтобы пройти в следующий раунд. Уже после финиша, какое-то время спустя, анализируя ситуацию, прикинул: вот если б не споткнулся, а проехал поворот за Антоном, то на финишной прямой вполне мог побороться, разыграть финиш и реализовать себя. 

С другой стороны, у меня в голове сидела мысль о том, что у меня все-таки есть еще один шанс — командный спринт. И это очень хороший шанс, к которому я должен серьезно подготовиться. А вот у других наших ребят (Лёши Петухова, Антона Гафарова) его, к сожалению, уже нет.  Им в этом смысле было гораздо обиднее. Думаю, они в тот день куда больше переживали свои неудачи.

— И как вы настраивались на следующий этап борьбы?

— После индивидуального спринта вернулся к себе в номер, отключил все телефоны, чтобы ничто не отвлекало. И восемь дней до следующего старта просто жил в предвкушении этой гонки.

— По поводу партнера по команде: была у вас уверенность в том, что ваш дуэт с Максимом Вылегжаниным сложится в полное взаимопонимание, как это было в прошлом году на чемпионате мира с Петуховым? Ведь с Алексеем вы не только вместе тренируетесь много лет бок о бок, но и жили в Валь ди Фиемме в одной комнате... Можно сказать, были в нем уверены, как в себе.

— Да я как-то не особо над этим задумывался, поскольку был уверен и в Максе — он проверенный, испытанный боец. Именно боец, поскольку он зарекомендовал себя на протяжении многих лет как человек, который просто так, без боя, не сдается. 
Честно говоря, после истории с коньковым индивидуальным спринтом и моим провальным выступлением в этом виде программы, думаю, для кого-то и мое будущее выступление в командном спринте оказалось под вопросом. И чаша весов стала склоняться в сторону Сергея Устюгова, который был в индивидуальном спринте пятым. Если б не то досадное падение — мог бы биться за медаль.

— Не думаю, что у кого-то на сей счет могли возникать хоть какие-то сомнения — вы доказали свое право на командный спринт классикой. Если, конечно, не какой-нибудь форс-мажор...

— На самом деле Устюгов был запасным, ведь Олимпиада — это особая гонка, плюс горы... И я обрадовался, когда точно узнал, что меня заявили в команду. А Серега переживал, до последнего не уезжал домой, надеялся, что его, как запасного, все-таки используют в командном спринте. Даже ко мне заходил... Но я его успокоил: мол, не переживай, я тебя отпускаю! Езжай домой! Со мной ничего не случится, я готов бежать! У меня была уверенность в том, что я нормально доживу до классического командного спринта, выйду на старт и выдам все, на что способен.

— Хорошо, в себе вы были уверены. А то, что Максим бежал до вашего командного спринта еще и дистанционную эстафету на последнем этапе и серьезно там выложился, вас не волновало?

— Были у меня такие мысли: понимал, что Макс бежит несколько дистанционных гонок и задавался вопросом — не растратит ли он на них все силы? Понимал, что даже если я буду готов на 100-110 процентов, но при этом мой партнер будет слабее, нам эту гонку уже не выиграть. Но когда стало ясно, что он не бежит «пятнашку», я успокоился. Конечно, эстафета у ребят была тяжелая, но то, что они все-таки взяли медаль, давало надежду, что у Макса прибавилось уверенности в себе, вдохновения на покорение новых олимпийских высот. Да и мне хотелось не подвести своего партнера. «Тим-спринт» — это гонка, в которой побеждает команда. И я старался подвести свою боеготовность до максимального уровня, чтобы с самого себя спрашивать результат, а не с товарища по команде.

— Но вы общались с Максимом перед гонкой? Проговаривали какие-то тактические варианты?

— Нет, получилось так, что мы с ним даже не разговаривали, не обсуждали, какой будет тактика. Хотя на уровне подсознания я представлял себе, как он будет вести борьбу в полуфинале и финале. А потом уже по ходу его этапа смотрел, как он действует.

— Тот момент, когда Максим во втором своем забеге сделал слишком большой отрыв от второго спортсмена, не насторожил?

— Как раз в это время я не особенно следил за тем, что делал Макс на дистанции. Мне нужно было самому восстанавливаться и настраиваться на свой этап. И надеяться уже на свои силы. Я верил в то, что Макс знает, как раскладывать свои силы по этапам. И каждый из нас делал на своем этапе все, что мог.

— Прошлогодний чемпионат мира принес море положительных эмоций: все-таки два золота — это огромный успех. Тем не менее все понимали, что впереди Олимпиада, главный старт четырехлетия. Насколько напряженным был этот год перед Играми, многое ли изменилось в подготовке?

— Так получилось, что готовиться к Играм в Сочи мы начали буквально со следующего дня после Ванкувера. Но при этом еще делали акценты на то, чтобы успешно выступить сначала на чемпионате мира в Осло, затем на чемпионате в Валь ди Фиемме. Ну, а затем переключились на Сочи. И за последний год мы очень сильно поменяли систему подготовки. Изменили буквально все! Признаться, я сам насторожился: не знал, не чувствовал, как я буду выступать предстоящей зимой?! Когда ты привык выполнять свою работу, которая тебе нравилась, и вдруг тебе преподносят совсем другое — это заставляет задуматься. Но, с другой стороны, я понимал, что все это делается ради Олимпиады и той тяжелой трассы, на которой предстоит соревноваться.  И чтобы на ней побеждать — нужно быть к ней готовым.

— В тот год, когда впервые стартовали на сочинской трассе, какие были от нее впечатления, и какие мысли она навеяла?

— Это было за два года до Олимпиады, на чемпионате России. И в те дни там тоже был сильный туман. Но бежал я тогда только индивидуальный коньковый спринт, в командной гонке не участвовал. Ощущения: легкий шок... Ломовая трасса, тяжелые климатические условия, тяжелая высота... Я до сих пор считаю, что сочинская спринтерская трасса является самой тяжелой в мире. Я бы даже назвал ее более дистанционной, чем спринтерской: два подъема (первый по­ряд­ка двухсот мет­ров, и вто­рой — 150–160 метров).

К примеру, на спринте в Фалуне в бу­дущем сезоне — первый подъем порядка 70 метров, второй (в крутой части) порядка 40 метров. Это такие «торчки», которые ты по-спринтерски забегаешь. А когда подъем 200 метров, ты должен совсем по-другому раскладывать силы: экономично заехать, а потом в конце попытаться ускориться. Да плюс к этому достаточно сложная высота. Проехав по этой трассе, ты понимаешь, что придется очень серьезно поработать, чтобы на ней выиграть у всего мира, чтобы быть по-настоящему быстрее и сильнее всех. И это все вносило серьезные коррективы в подготовку. 

— И когда пришло ощущение, что и это по силам?

— Еще в прошлом году, когда мы с Петуховым бежали на ней командный спринт классикой. Я думаю, если б не та проблема со смазкой, Леха передавал бы мне эстафету в группе, а я бы уж постарался вывести нашу команду в лидеры. Но было понятно, что бороться с Япаровым и Вылегжаниным в той ситуации будет не просто. И тренеры сделали вывод, что нужно вносить коррективы в подготовку, чтобы правильно подойти к Играм и бороться. 

Это с одной стороны. А с другой, я считаю, что российские спортсмены совершили там тактическую ошибку, показав всему миру, как надо бежать и бороться на сочинских трассах. Потому что, если судить по результатам, которые показывали там спринтеры-иностранцы, весь мир не был к этому готов. Уже в том сезоне спринтеры бежали вровень с дистанционщиками. Вторыми тогда стали шведы (во главе с Йонс­соном), третьими немцы (полностью дистанционная команда). И если бы наши ребята не выиграли с таким отрывом, в принципе, все были бы рядышком.

— Как вы прожили это четырехлетие между Ван­кувером и Сочи: бывали моменты, когда хотелось побольше отдохнуть? Нужно ли было заставлять себя тренироваться?

— Наоборот! Я ждал этой своей второй Олимпиады. Мне и на чемпионате мира каждый год хотелось реализовываться по максимуму.  И даже сейчас, оглядываясь на прошедшее четырехлетие, понимаю, что оно пролетело очень быстро...

— Как вы относитесь к тому, что ваши наставники в спринтерской сборной команде ввели в подготовку чуть ли не ежемесячные тренировки на снегу? Раньше считалось, что лыжник за летне-осенний период должен соскучиться по снегу...

— Раньше, когда у нас было очень мало снежной подготовки в летне-осенний период, я, вставая на снег, чувствовал, что мои руки-ноги не готовы к отталкиванию от снега. И нужно было потратить немало времени на то, чтобы в технике все поменять и приспособиться. Потому что работа на асфаль­те — это совсем другая, ударная работа. Палки по-другому втыкаются, по-другому идет проталкивание руками и ногами. Когда же мы стали использовать лыжную подготовку регулярно, этих проблем не стало. Как уже и нет такого термина, как вкатывание. Я обеими руками за такие вкрапления лыжной подготовки. И считаю их очень правильными. 

— Организм нормально справляется с постоянными сменами температуры, когда его отправляют то в тепло, то в холод, то в северное полушарие, то в южное, то на равнину, то в горы? Постоянный и регулярный стресс!..

— Мне кажется, здесь больше зависимость от психологии и мотивации. В человеке многое связано с тем, какую цель он перед собой ставит. И на что он готов ради ее достижения. Если хочешь прогрессировать в лыжной подготовке — надо чем-то жертвовать. Надо как-то приспосабливаться к этим изменениям. В конце концов — четко следить за своей одеждой, чтобы не простывать.

А наши сборы в Новой Зеландии я вообще считаю шикарными. В это время там довольно мягкий климат, мягкие условия для работы (если ночью температура опускается до минус 10, то во время тренировки может подняться и до небольшого плюса). При этом ты катаешься на настоящем снегу, под небом и солнцем, а не по искусственному снегу в трубе. Да еще и на вполне комфортной горной высоте.

— Но туда самолетом надо лететь бог знает сколько времени! Да еще и жить в другом часовом поясе! Это не тяготит?

— Перелет, конечно, дается тяжело, особенно в эконом–классе, когда ты летишь 20 с лишним часов, упираясь длинными ногами в спинку впереди стоящего кресла. Если бы нам доставались билеты бизнес-класса, или первого, где есть практически лежачие места, на которых летают элитные гонщики из других стран, до которых нам еще далеко (смеется), было бы куда легче.

Юстина Ковальчик и Настя Кузьмина рассказывали, что они этот перелет почти не замечали благодаря комфортным креслам, которые предоставляются бизнес-  и комфорт-эконом-классом.

Постепенно приходишь в себя после полета. А временная акклиматизация занимает дня три-четыре. Примерно за это же время ты привыкаешь и к высоте около 1.500 метров над уровнем моря. Все это укладывается примерно в те же сроки, что и акклиматизация в любых горах Европы. 

В современном спорте в таких перелетах нет ничего необычного. Этапы Кубка мира порой заставляют в течение недели-двух перелетать через континенты. Многим спортсменам приходится летать по всему миру: из Америки-Канады в Европу, в Японию, в Корею, в Бразилию, в Аргентину, в Австралию... Все куда-то разъезжаются и летом в поисках снега... Постепенно к этому привыкаешь. Если в северном полушарии лето, многие отправляются в южное, чтобы найти там зиму и настоящий снег. И я бы с удовольствием слетал с той же целью в Австралию, где два года подряд бывала группа Саши Легкова. Или в Аргентину, куда летали норвежцы.

— А глетчеры на высоте 3.000 метров для этой цели не подходят?

— В августе, когда мы обычно ездили в Новую Зеландию, на глетчерах может быть только лед, и практически никакого снега. Даже не каша, а голый лед... Кстати, если вспомнить прошедший сезон, то в нем вообще были какие-то жуткие снежные условия — постоянно бегали по снежной каше. Практически только в Новой Зеландии на хорошем снегу и постояли.

— В этом году после многолетнего перерыва вы в сентябре снова использовали глетчер Дахштайн на высоте 2.700 метров.  Как вы такое высокогорье воспринимаете?

— Высота там приличная, поэтому стараюсь кататься на глетчере очень спокойно. Перебрать там в нагрузке очень легко.

— Многие любители лыжного спорта переживают из-за того, что вы ограничили свою лыжную деятельность исключительно спринтом. Тем не менее они считают, что вы вполне могли бы выступать за сборную России в эстафетной команде. Что вы по этому поводу думаете?

— Не нужно за меня переживать! Я еще в юниорском возрасте решил для себя, что я — спринтер. А произошло это на Красногорской гонке, которая в тот год проводилась в Демино, где я занял четвертое место по мужчинам, будучи юниором. А за год до этого выиграл первенство Центрального федерального ок­руга по юниорам. Благодаря спринту я остался в спорте. Я понял, что спринт у меня благодаря взрывным качествам получается намного лучше, чем дистанционные гонки. Мне нравится бегать спринт. А в 2007 году именно благодаря спринту меня включили в состав сборной страны.

— Так получилось, что к своим первым высоким результатам вы шли достаточно долго: первый успех — второе место на первенстве Москвы на дистанции 10 км классикой — случился только на выходе из старшего возраста. До этого даже не попадали в сборную Москвы. Как удалось не опустить руки и продолжить тренироваться?

— Я постоянно говорил себе, что рано или поздно все равно добьюсь результата, и на моей улице будет праздник. Верил в себя и почему-то ждал, что благодаря своему трудолюбию я чего-то обязательно добьюсь и смогу бороться с теми, кто все эти годы был лидерами. В частности, с Колей Мориловым и Мишей Девятьяровым. Я не знаю, откуда во мне была эта уверенность. Но я ждал, упорно тренировался, соблюдал режим, да просто жил спортом. С первого класса я увлекся лыжами, и год от года это увлечение только крепло. Учась в 11 классе, даже не знал, куда буду поступать учиться дальше. Родители твердили мне, чтобы я шел работать, раз ничего разумного для продолжения учебы не выбрал. Но я говорил, что хочу профессионально заниматься лыжами. Мечтал попасть в сборную страны и стать олимпийским чемпионом. С этой целью я определился уже в 14-летнем возрасте.

Максималистские замашки я заметил в себе еще с детства (смеется). И я думаю, что именно эта высокая цель и держала меня в лыжах, несмотря на то, что результатов долго не было. Постепенно я все-таки подобрался к уровню лидеров, стал соревноваться с ними на равных и понял, что это не так уж и тяжело и что они такие же ребята, как и я. Просто повзрослели и окрепли чуть быстрее и благодаря этому вышли на большие нагрузки и высокие результаты чуть раньше.

— Назовите, пожалуйста, спортивные центры, где вам особенно нравится тренироваться? Куда с особым желанием приезжаете?

— Мне очень нравится в испанской Сьерра-Неваде, в горах над Гранадой. Несколько лет назад мне посоветовали туда съездить Юстина Ковальчик и ее тренер Александр Веретельный. Могу сказать, что сбор в этом месте я жду теперь каждый год с особым предвкушением. Мне очень подходит та высота за 2.000 метров над уровнем моря, на которой мы живем и тренируемся, там очень комфортные условия проживания и разнообразие тренировок. Там совсем недалеко до моря, куда можно съездить, чтобы отдохнуть и поплавать... 

Вообще, мне нравится тренироваться и в эстонском Отепя, и в австрийском Рамзау, и в болгарском Бельмекене, и в финском Вуокатти, и в белорусских Раубичах... Я привык разъезжать по миру. А мой тренер — Юрий Михайлович Каминский — старается выбирать для тренировок оптимальные условия. Смена мест и окружающей обстановки способствует тому, чтобы не возникало психологического утомления. Каждый раз вокруг разная картинка, разный пейзаж, рельеф... И мне это нравится.

— И на каком пейзаже ваш глаз больше отдыхает?

— Когда видишь горы, снежные вершины, сопки, леса —  люблю рельеф... Равнина меня меньше привлекает. Хотя смотреть на море и любоваться им мне тоже нравится.

— Есть ли такое место на земле, где вы еще не бывали, о котором мечтаете?

— Да, есть. Мне бы очень хотелось побывать в Бразилии, посмотреть на статую Христа. Я читал про нее, и меня она очень заинтересовала. Хотел бы в 2016 году съездить туда и на Олимпиаду. Но пока я не закончил свою спортивную карьеру, это вряд ли осуществимо. Ну, даст Бог, еще какая-нибудь интересная оказия случится.

— Начался новый олимпийский цикл. И сегодня мы все уже живем мыслями о ближайшем будущем, о предстоящем чемпионате мира в шведском Фалуне. В прошлом году вы участвовали там в этапе Кубка мира, опробовали трассы, на которых будет проходить пред­стоящий чемпионат. Какие они оставили впечатления?

— Трасса спринта мне понравилась. Мне очень хочется на ней выступить, потому что это настоящая спринтерская трасса, в отличие от сочинской, имевшей дистанционный характер. И сейчас передо мной стоит задача вернуть всю ту взрывную силу и мощь, которые у меня были до Сочи, чтобы подойти к Фалуну во всеоружии.

— Иными словами, у вас снова поменяется методика подготовки? 

— Конечно. Условия сочинской Олимпиады внесли серьезные коррективы в нашу обычную спринтерскую работу, как я уже говорил. Трасса там была очень тяжелая. И по собственным ощущениям, мне не очень нравилось, как я из-за этого выступал в течение сезона. В отличие от, скажем, прошлого года, когда был чемпионат мира в Валь ди Фиемме. Мне нравились собственные ощущения, нравилось состояние мышц. И мне очень хочется снова к этому вернуться.

— Былые годы были интересны вашим соперничеством с Петтером Нортугом. В прошлом году он принял решение тренироваться отдельно от сборной команды. Что вы думаете по этому поводу? Смогли бы тренироваться без партнеров в группе?

— Вообще, тренироваться без партнеров очень тяжело. И я в этой связи выражаю большой респект Юстине Ковальчик, на протяжении нескольких сезонов работающей практически в одиночку. Это реально трудно. У меня другой характер. Мне хочется работать в спарринге, хочется ускоряться с партнерами. А Юстина больше тяготеет к дистанционным гонкам. Поэтому ей проще уходить одной на трассу и тренироваться. Спринт все-таки предполагает контактную работу и борьбу, чувство соперника. Нет, совсем один я не готов тренироваться. И если бы мне предложили тренироваться в своей команде, я обязательно пригласил бы в нее пару спарринг-партнеров.

— Насколько долго вы еще готовы служить любимому спринту?

— Спринту я готов служить всегда, пока я в спорте. На дистанции переходить не собираюсь. Буду бегать спринт, пока хватает сил. Когда подойдет время, хочется закончить свои выступления в большом спорте на хорошей ноте, а не биться на грани попадания в команду. Вытягивать годик-другой ради получения зарплаты я не вижу смысла. Но если ты достоин места в сборной команде — работай, тренируйся, стремись к высоким результатам, показывай себя на международной арене, сражайся, защищая честь своей страны. 

— Юстина Ковальчик пос­­ле напряженного олимпийского цикла взяла довольно про­дол­жительный тайм-аут, что­­­бы передохнуть. У вас такого желания не возникало?

— Возникало. Мне хотелось бы отдохнуть чуть больше. Хотя я бы не сказал, что чувствую себя утомленным. Обычно в апреле я ездил куда-то в путешествие, на море... Даже просто пребывание на море уже восстанавливает. После Олимпийских игр не поехал никуда отдыхать, потому что ждал рождения ребенка. А потом сразу же начал тренироваться, просто сидеть дома мне было бы скучно. Поэтому включился в новую работу с мыслями о чемпионате мира в Фалуне.

— Эмоции, которые подарило рождение дочери, как-то сопоставимы с эмоциями, которые вы испытываете на лыжне?

— О, нет! Это совсем другие эмоции. Спорт — это спорт. А семья и ребенок — это совсем другая история. А пока я смотрю на свою дочку и восхищаюсь, смеюсь, радуюсь... Мне, конечно, очень жалко, что я не вижу, как растет моя девочка, как начинает шевелить ручками-ножками, хватать пальчиками... Но я сам выбрал этот путь, и жена меня поддерживает.

— Дочка будет заниматься спортом?

— Я бы очень этого хотел. Наверное, лыжные гонки все-таки тяжеловатый вид спорта для девочек... Надеюсь, она сама выберет, каким видом спорта ей заниматься. Главное — задать правильное направление. А дальше всё уже она сделает сама.