• 
  Вячеслав Самбур

  Sports.ru

Анатолий Хованцев: «В биатлоне целое поколение воспитано на допинге. Вернуться к нормальной методике – непросто»

***

– Шока у меня нет. Решение ожидаемое – особенно после того задания, которое дали Польховскому перед тренерским советом.

По большому счету, Польховский начал формировать штаб еще в январе, с этапа Кубка мира в Поклюке. Он приехал туда и провел переговоры с Кабуковым, Королькевичем. И кстати, не только с ними – еще общался, например, с Андреем Прокуниным.

Я сразу понимал, чем это закончится: если движения начались до чемпионата мира, то не знаю, помогли бы мне более успешные результаты там или нет.

– В последние месяцы или хотя бы дни пытались разобраться в ситуации – поговорить с Польховским, с руководством?

– Нет. Я никогда не участвовал в таких играх – я за официальный разговор напрямую. В декабре Драчев довел до нас информацию, что Польховский принят вице-президентом СБР. Ему поставили две задачи:

1) обеспечение команды – да, наверное, это логично;

2) коммуникация тренеров сборной с тренерами на местах. Погодите, а мы что, с ними не контактировали до прихода Польховского? Так что эта формулировка вызвала у нас недоумение.

В конце декабря, после «Ижевской винтовки», как вы знаете, я написал Правлению насчет Дмитрия Малышко – чтобы они рассмотрели возможность его участия в Кубке IBU. Польховский пообещал продвинуть это решение. Но как я понял, вопрос в итоге не обсуждался. Все.

– У вас с Польховским нормальные отношения?

– Никаких конфликтов.

– Но, по сути, он вас подсидел – и вы давно понимали, что так и случится.

– Если руководство приняло такое решение, то для меня это не повод устраивать разборку, ругаться с Польховским или с кем-то из Правления. Я не посчитал нужным этого делать.

– У вас репутация тренера, никак не связанного с допингом; у Польховского – наоборот. При этом несколько лет вы работали вместе.

– Когда в 90-х мы работали с мужчинами, то не применяли ничего. Что дальше – ничего не могу сказать: я тренировал в других странах, мы не пересекались.

***

– Предполагаете, почему от вас сейчас отказываются?

– За почти два года в мой адрес не возникало претензий; исключение – ситуация с контрактами прошлым летом.

На мой взгляд, это рабочий момент, из которого зачем-то создали прецедент мирового масштаба. Норвежские спортсмены тоже не подписывали контракты – ну и что? Из этого не делали катастрофу: информация как вышла, так и ушла.

В нашем случае виноватым назначили меня – исполнительный директор Голиков говорил это и в интервью, и лично. Я бы не хотел подробно рассказывать, как он вел себя в этой истории – пусть останется на его совести.

– Вас обвинили в том, что вы не убедили Логинова подписать контракт и вообще не успокоили команду?

– Мы с руководством сразу решили, что я не занимаюсь финансовыми вопросами, не имею права решать их. А основной спор по контрактам – размещение рекламы на винтовках и экипировке. Логично, что с этим должны разбираться люди, которым поручено в СБР – а не главный тренер.

Я не владею информацией, сколько у нас рекламодателей и где должны быть их наклейки. Это знает руководство. И оно должно нас информировать: пришел такой-то спонсор, наклейка нужна вот туда. Почему этот вопрос повесили на меня? 

– В этой ситуации вас часто сравнивают с тренером женской команды Норицыным: он повлиял на девушек, а вы не смогли повлиять на парней.

– Голиков говорил мне то же самое. Я его спросил: а в женской команде есть человек уровня Логинова – второй по Кубку мира? За счет высоких результатов Александр работает с сильными спонсорами – прежде всего это «Технониколь».

Поставьте себя на место Логинова: он давно получает поддержку «Технониколь», и раньше к нему не возникало вопросов по наклейке. Но теперь вдруг возникли – наклейку потребовали убрать с винтовки или переместить в другое место. Естественно, Логинова это не устроило – и естественно, с ним должна вестись индивидуальная работа. Этим занимался Нуждов (первый вице-президент СБР – Sports.ru), они с Александром встречались, но все переросло в противостояние.

Второй момент по контрактам – премиальные: сумма и условия. Но поймите, это тоже не мой вопрос – я им просто не владею. Что я должен был объяснить Логинову?

Мы с Белозеровым проводили несколько собраний по поводу контрактов, причем безо всякой ругани и истерик. Внутри команды шло спокойное обсуждение, но ситуация попала в СМИ: бунт на корабле. Что за бунт? Спортсмены не отказывались выступать, не бойкотировали ни одну тренировку.

В итоге вопрос разрешился просто: спортсменов позвали на Правление. Всего-то и нужно было – организовать встречу и спокойно поговорить.

***

– Команда неплохо начала сезон, но сломалась на новогоднем сборе в Обертиллиахе – и, за исключением Логинова, не оправилась. Кто виноват и что именно там произошло?

– Фактически этот сбор сорван, хотя он был очень важным. Сорван не по вине тренеров или спортсменов, а из-за проблем с финансированием и местом проведения – это взаимосвязанные истории.

Я вернусь на год назад для понимания: в сезоне-2018/19 мы проводили новогодний сбор в Хохфильцене. Жили на высоте 780 метров, поднимались тренироваться на 1100, чтобы получать гипоксию. Это логичная модель, по высоте проживания почти одинаково с Оберхофом – первым январским этапом. Так вот, год назад я сам, в частном порядке занимался поиском размещения в Хохфильцене.

– В этом сезоне – не получилось?

– Нет, хотя именно Хохфильцен мы вносили в ЕКП (единый календарный план – Sports.ru).

Наш менеджер Катя Боярских не нашла размещение в тех местах, которые нам подходили. Дальше рассматривали Рамзау – там отличные условия, все хорошо со снегом, но тоже не оказалось мест. Проводить сбор в России спортсмены не пожелали.

По остаточному принципу мы выбрали Обертиллиах, причем нам сказали, что финансирования не будет. Начался поиск денег: какие-то регионы их нашли, какие-то нет – то есть одни спортсмены начали сбор 28 декабря, как планировалось, а другие позже. На тренеров денег тоже не нашлось: Истомин заехал 28 декабря за свои, Белозеров, как и некоторые спортсмены – 1 или 2 января. А 6-го мы уже переехали в Оберхоф.

В итоге на высоте 1450 метров мы находились 5 дней. Что за это время можно решить? Даже в плане тренировок, не говоря уже об акклиматизации. Ничего. Когда начался процесс острой акклиматизации, команда вышла на гонки в Оберхофе – фактически соревновались, находясь в яме. Из нее трудно выбраться, если гонки идут каждую неделю.

– По высоте понятно. Непонятно, откуда проблема с финансированием?

– Я уточню, что финансирование сборов из ЕКП лежит не на федерации, а на ЦСП. Раньше со сметами и ЦСП работал Дмитрий Рочев. Но получилось так, что Голиков переключил эти дела на себя – и вовремя не подал документы.

Мы оказались в ситуации, когда федерация должна сначала профинансировать сбор, отчитаться за него и только потом получить деньги из ЦСП. В похожей ситуации выпала и биохимия – в документах, которые подали, биохимиков просто не отметили. Накладка, которая ударила по нам очень сильно, в том числе на сборе в Риднау – перед ЧМ.

– Две с лишним недели в Риднау не хватило, что привести команду в порядок?

– По отношению к другим ведущим сборным наши спортсмены находились в отстающем положении. Состояние требовало хорошей аэробной работы, а у нас просто не хватало времени. Грубо говоря, мы так глубоко залезли в яму, что не успевали выбраться.

Не хватило, может быть, 4-5 дней: провести хорошую аэробную работу и потом приступить к скоростно-силовым тренировкам и подводке.

Я отдельно скажу по биохимии в Риднау. Единственное, чем мы контролировали состояние спортсменов – лактат. По сути, контроль велся по субъективным признакам: загрузка + лактат, по которому отслеживали интенсивность тренировки. Это слабый контроль.

***

– Прошлой весной вы сказали, что новый сезон станет ключевым для защиты вашей концепции. Получилось защитить?

– Основной состав ушел от этой концепции. Идея Драчева, которую поддержало Правление, – дать больше свободы старшим тренерам. В этом сезоне я писал планы только для юниоров.

Мы обсуждали подготовку с Белозеровым и Норицыным, но с августа мне было сказано: последнее слово остается, допустим, за Белозеровым. То есть мое вмешательство и моя ответственность уменьшились.

Мужская команда значительно ушла от построения моих микроциклов: появилось очень много силовой работы в статодинамике, над максимальной силой, в тренажерном зале. При этом специально-силовой работы с использованием тренажера Ercolina стало меньше – я считаю, что это неправильно. 

– Женская команда тоже пошла своим путем?

– Там отклонение от концепции, в которой мы работали до этого, меньше. Все пинают Норицына, но я считаю, что для того уровня спортсменок, который у нас есть, команда подошла к ЧМ в хорошем состоянии.

Особенно это касается возможностей на трассе: вспомните, как сильно все провели пасьют, индивидуальную гонку. В индивидуалке все четыре девушки имели шанс на медаль, причем даже не стреляя ноль.

– Но у всех посыпалась стрельба – это системная ошибка?

– В женской команде, как и в мужской, снизили объем специально-силовой работы с Ercolina. А она напрямую увязана с качеством стрельбы: потому что работу на тренажере можно делать на стрельбище и сразу совмещать со стрельбой.  

За счет этого можно сделать больше выстрелов при увеличенном мышечном треморе, на высоком пульсе. Сразу после тренажера подбегаешь к коврику, берешь винтовку и стреляешь. Ухудшается устойчивость, условия близки к соревновательным – это очень эффективная работа.

В плане подготовки девушек к ЧМ я высказывал мнение тренерам: стрелковой работы было слишком много – команда подошла утомленной. Стрельба выхолащивает психологически: постоянное напряжение, концентрация внимания – нарушается проводимость нервной системы, саму стрельбу можно потерять.

– Вы довольны работой стрелкового тренера Гурьева? Со стороны кажется, что девушки его не особо воспринимают.

– Если говорить о коммуникабельности, то Норицын и Загурский более адекватно разговаривали со спортсменками, требовали от них выполнения каких-то заданий.

Я читал слова Гурьева, что девушки отказывались тренажить по его просьбе. У Гурьева огромный опыт, но возможно, график тренажа был слишком жестким. Нужна такая периодичность, чтобы тренаж не утомлял, чтобы была возможность отдыха.

– Драчев сказал, что в Риднау при подготовке к ЧМ вы полностью отодвинули Норицына от работы.

– Это не так. Было обсуждение подводки. Я попросил Норицына заменить несколько тренировок – это было сделано. Я доверяю Норицыну, мы нормально переговорили. Говорить, что я отодвинул его, – преувеличение.

***

– Вечный вопрос: кто тренирует Логинова?

– Есть план сбора – и Логинов работает по плану сбора. Если спортсмен (кто угодно, не только Логинов) чувствует себя не совсем готовым выполнять тренировку, которая предложена, мы идем навстречу. У нас нет подхода: ты оловянный солдатик, обязан выполнить. Когда это необходимо, то тренировку или заменяем, или отменяем.

Да, Касперович (личный тренер Логинова – Sports.ru) присутствовал на последнем сборе перед ЧМ. Он приехал, по-моему, на три дня позже. Логинов к тому моменту определился, что 4-5 дней будет делать аэробную работу, просто откатываться.

Потом приехал Касперович, пришел ко мне – и мы обсудили дальнейшую подводку. В основном решали по варианту скоростно-силовой работы – или отрезки, или контрольный тест. Сошлись на том, чтобы провести повторную тренировку на 6 отрезков.

– Это обсуждение шло без Белозерова?

– Вообще, я жил в одном номере с Белозеровым. Когда ко мне обратился Касперович, Белозерова рядом не было – он пришел только к концу нашей беседы.

***

– Вы ведь еще прошлой весной понимали, что скоро старшим тренером мужской команды вместо вас поставят Белозерова?

– Да, но я считаю, что это решение принято рано. Можно было отработать в прежнем режиме еще год. Так было бы лучше и для Белозерова, и для Истомина с точки зрения опыта – по состоянию на прошлую весну они работали в сборной всего год. Маловато для перехода на ведущую роль.

Повторюсь, они немного увлеклись силовой работой – я не согласен с этими изменениями. В апреле-мае предлагать такие объемы – это нормально, но потом нужно постепенно переходить к увеличению специально-силовой и скоростно-силовой работы.

– Как вы вообще восприняли назначение Белозерова на вашу позицию? Не было ощущения, что вас отодвигают от дел?

– Нет, мы заранее понимали, что придем к этому. Планировалось, что я постепенно переключусь на юношей и юниоров, чтобы больше перемещаться между командами и контролировать работу там.

Это и есть выстраивание системы, про которую мы говорили с самого начала. Но на данный момент мы с этого почти не сдвинулись. Да, я писал планы для юниоров, но основное звено в системе – не высший результат, а поиск талантов и правильная работа с ними.

Ставилась задача создать систему как в Норвегии – у них большой выход классных спортсменов на взрослый уровень. У нас много чемпионов мира в юниорах и на юношеских Олимпиадах, но они теряются. Кое-какие данные и материалы по Норвегии у меня есть, но я не могу об этом распространяться.

– Один из потерянных суперюниоров – Игорь Малиновский, два года тренировавшийся в сборной. Что с ним творится?

– У него очень высокая мотивация тренироваться, порой зашкаливающая. Настолько, что он уже превратил зарядку в тренировку. Он просто выхолащивает себя в подготовительном периоде. С ним разговаривал я, разговаривал Белозеров, но у него свое мнение.

Год назад в наш адрес звучали обвинения, что предложенный объем слишком мал – и поэтому Игорь не бежит. В это межсезонье часто приезжал его личный тренер, они делали свою работу, увеличили объемы – с чем я был не согласен, но не мешал. Мы сошлись на том, что пусть Игорь пробует и ищет – по крайней мере, мы уйдем от темы, что наша система ему не подходит.

В итоге Малиновский сделал громадную работу, но она не дала никакого эффекта.

– Кто из основы следовал вашей концепции до конца?

– Логинов был ближе всех к ней. Я говорю так не потому, что у него высокие результаты. В позапрошлом сезоне было то же самое. Мне запомнилось его слова: хочу верить, что после такой работы мы побежим. Он и побежал.

Год назад было серебро на ЧМ, теперь золото – хотя сам сезон по ряду объективных причин получился похуже. Я отношу Логинова к спортсменам очень высокой мобилизации на главных стартах – надо отдать ему должное.

Куклина работала дисциплинированно. Много где раздается, что ее тренировал муж. Ну какой муж? Она тренировалась с командой, не пропустила ни одного сбора – и добавила ходом. К сожалению, снизилось качество стрельбы, но о причинах я немного рассказал; в целом, сезон для Ларисы позитивный.

– За чьи результаты и состояние обидно больше всего?

– Сожалею, что все так получилось с Малышко. Он выпал из команды, хотя мог быть очень полезным в эстафете. Все вспоминают, что он зашел на круг в двух эстафетах в декабре, но на основных стартах он их не заваливает – достаточно вспомнить хотя бы ЧМ-2019.

Бабиков копировал все, что делает Логинов. Но Логинов до возвращения в команду много тренировался индивидуально – он очень хорошо знает и чувствует свой организм. Им нельзя делать работу одинаковой интенсивности, одинакового объема. Вообще, копировать работу какого-то – даже очень сильного – спортсмена не совсем правильно.

У меня есть разочарование от результатов Елисеева: он вошел в сезон очень сильно, но потом скатился.

– Белозеров объяснял, что Елисеев чисто физиологически не тянет несколько стартов подряд.

– Я бы сказал о другом. Хочется, чтобы Матвей больше концентрировался на выполнении работы, а не на своей мотивации. Если спортсмен следует за своими эмоциями, это неправильный путь. В каких-то моментах нужно проявлять упорство, перебарывать себя, преодолевать трудности.

Матвей очень эмоциональный: если что-то пошло не так, он может поставить винтовку, прекратить работу. В личных гонках он мог после большого штрафа просто пойти пешком, потом вдруг снова побежать – это неправильный подход.

С Матвеем надо садиться за стол переговоров и полностью обсуждать направление в работе. С его стороны должно прийти такое отношение: если ты можешь делать это в тренировке, то можешь и в соревнованиях.

***

– Много кто (и вы тоже) давал понять, что у СБР нехорошо с деньгами. Приведете примеры, когда еще это сказалось?

– Не хотел бы это комментировать. Назначен аудит, я не буду развивать эту тему.

– Известно, что зарплата тренеров включает оклад в ЦСП и надбавку от СБР. С ноября вы не получали надбавку от СБР?

– Это так.

– А надбавка – это около 200 тысяч в месяц?

– Нет-нет, гораздо меньше.

– Кто на самом деле руководит СБР? Есть ощущение, что Драчева давно не воспринимают как вожака.

– Не хочу в это вмешиваться.

***

– Если касаться только методической части, о чем вы жалеете больше всего?

– Не буду распространяться подробно, но я бы вернулся в то направление, по которому мы работали в первый год. С небольшими изменениями. Во второй год, повторюсь, от него все ушли – кто-то больше, кто-то меньше.

– Планируете ли выйти на связь с Польховским или кем-то из руководства?

– Давайте дождемся 20 апреля: к этому моменту руководство должно определиться – официально я уволен или что со мной. Главный тренер будет собирать тренерский штаб. Мне никто не сказал, в какую сторону мне двигаться. Я подожду 20 апреля. 

– Ситуация похожа на инцидент в 2011, когда вас тоже убрали заочно?

– Похожа еще и в другом. Тогда тоже в декабре руководство договорилось с Пихлером: то есть работа по новым тренерам началась задолго до главного старта. Если помните, тогда меня сделали старшим тренером женской команды только перед началом сезона – получается, я руководил три месяца.

– В чем главная беда нашего биатлона? Очевидно, что не в Драчеве и не в Хованцеве.

– И федерация, и тренеры, работающие сейчас, пожинают плоды тех лет, когда у России были проблемы с допингом. Большие проблемы. Целое поколение биатлонистов воспитано на этом. Перестроиться, вернуться к нормальной методике – это непросто и не быстро.

– То есть мы не можем вернуться на топ-уровень уже 10 лет или больше?

– Почему 10? Когда были последние случаи с допингом? Лет 5-6 назад. Сейчас ситуация потихоньку сдвигается – но результаты все равно ниже, чем раньше. Конечно, можно говорить: раньше биатлонисты показывали результаты, а сейчас нет. Но на чем показывали? Кто из спортсменов, которые завоевывали медали, не замешан в этом деле? По пальцам пересчитать.

Нужно время, чтобы от юношей вывести человека на высокий уровень – 4-5 лет для этого мало.